Шрифт:
Закладка:
Лавензия приносит Вентосу меч — единственное, что он не смог унести раньше. Я с удивлением обнаруживаю, что не против ее общества. Она молчит, сидя у окна и глядя на холодные горы, платиновые в лунном свете. Молчаливые собеседники — это самое лучшее, потому что они не отвлекают меня от работы.
Следующей идет Винни с десятком маленьких кинжалов, которых не было в оружейной, когда Вентос собирал вещи, потому что она «не доверяет им надолго». У нее теперь есть смычок для скрипки, и она ловко проводит им по струнам. Мне кажется, что она играет в такт моим ударам, потому что каждый раз, когда я меняю ритм, игра Винни тоже меняется. То легко и быстро, то медленно и проникновенно. Этот дуэт заставляет меня бороться с улыбкой.
Они приходят и уходят, молчаливые стражи или, возможно, тюремщики. Я не обращаю на них внимания. У меня есть работа, которая заставляет мои руки быть занятыми, мышцы напряженными, а лоб — покрытым испариной. Я думаю, что здесь я наиболее близка к счастью.
Но всему приходит конец, как это всегда бывает.
Когда рассветает, я вытираю с рук копоть и металл. Я любуюсь своей работой. И тут я понимаю, как много сделала. Больше, чем можно было. Я и раньше ковала вот так, потерянная для мира. Но даже в самые продуктивные времена, даже в самые сильные, я не могла сделать столько за день и при этом чувствовать себя так хорошо.
Наверное, это из-за магии, пропитанной кровью. Вампирская сила и мощь, которая все еще бурлит во мне. Я коснулась впадины между ключицами. Моя работа кажется мне испорченной...
Он.
Я словно мыслью вызвала Рувана.
Туманный рассвет сияет в лучах, прорезанных железом окон, и бьется в лоскутное одеяло на полу. Я давно открыла ставни, чтобы работать при свете луны, а теперь солнце вошло без приглашения. Лорд вампиров стоит под аркой, ведущей в старую оружейную. Густая ночь, продолжающая дремать в замке, окутывает его, как одеяло.
Его волосы серебристые в слабом свете, такого же цвета, как металл, с которым я работаю уже много часов подряд. Даже я должна признать, что они дополняют золотой оттенок его глаз. Он человек чистой ночи и зимней прохлады, и все же... в этот момент он не кажется холодным.
Что-то в нем обжигает.
Как будто я уже стояла здесь раньше. Как будто он приходил ко мне в эту кузницу много раз. Этот момент, его присутствие, оно до боли знакомо и в то же время настолько отличается, что меня охватило напряженное осознание. Я знаю его в своей крови. Я чувствую его присутствие, грозящее захлестнуть меня, если я не буду осторожна.
— Ты закончила? — Его низкий гул прорезает кузницу, напоминая мне о том, как тихо здесь стало с тех пор, как я перестала работать и начала убираться.
— Да.
Он делает шаг вперед. Я отпрянула от оружия и ошеломленно смотрю, как он входит в серый свет утра. Он не вспыхивает. Его кожу нежно целует солнце. Единственная его реакция на солнечный свет — несколько раз моргнуть.
— Ты склонна пялиться на мужчин?
Мои щеки мгновенно вспыхивают, и я оглядываюсь на стол с оружием.
— Я не пялилась.
— Значит, восхищалась? — Он специально растягивает слова.
— Вряд ли. — Я фыркнула. — Я думала, вампиры горят при солнечном свете.
— Когда проклятие настигает нас, в жизни или смерти, мы горим. Но не раньше, — говорит он. — Вампиры не являются народом ночи по своей природе. Да, наша магия всегда была наиболее сильна в полнолуние. Но именно проклятие охотников привело к тому, что наш народ стал существовать только при свете луны.
— Понятно.
Он останавливается рядом со столом.
— Ты мне не веришь. — Мне не нравится, что это не вопрос. Кажется, он знает мои мысли.
— Я не знаю, во что я могу верить, а во что нет, когда дело касается тебя, — пробормотала я.
— Когда же ты поймешь, что я не могу тебе лгать, даже если бы хотел? И это может быть неожиданностью, но я не хочу. — Он смотрит на меня сквозь ресницы, лицо его по-прежнему опущено к оружию на столе. Его волосы висят между нами, как завеса. Как броня, защищающая нас обоих от чужих взглядов. Старые боги не допускают, что мы можем обнаружить, если заглянем слишком глубоко в эту связь, соединяющую нас.
— Могу я тебе чем-то помочь? — Я указала на оружие, отложив тему солнечного света. Так и подмывает «случайно» сорвать шторы.
— Думаю, очевидно, что я собираюсь осмотреть твою работу. — Руван проверяет кожаные гарды, которые я аккуратно установила на рукояти — дополнительный слой защиты между плотью вампира и серебром. — Я не позволю тебе пытаться найти лазейку в словах нашей клятве на крови. Какой-то способ, при котором не ты наносишь смертельный удар, а неисправное оружие.
— Я могу это сделать? — пробурчала я.
— Нет, так что не стоит так надеяться. — Он усмехается, хотя это звучит несколько грустно. — Вентос снова стал бы меня преследовать, если бы я не перепроверил все. Мне не нужно иметь дело с его придирками — вот моя настоящая мотивация.
Я поджала губы.
— Я не делала ничего, чтобы саботировать кого-то из вас. Ваше оружие в два раза лучше, чем когда вы его сюда принесли. — Я прохожу мимо него, собираясь уходить.
— Я вижу. Спасибо, Риана. — Так странно слышать искреннюю благодарность от вампира.
Я останавливаюсь, оглядываясь на него. Я никогда не проводила столько времени наедине ни с одним мужчиной, кроме Дрю, и время, проведенное с моим братом, сильно отличается от этого. Каждый раз, когда я оказывалась в такой близости с мужчиной, он либо слишком нервничал, чтобы говорить, стремясь поскорее уйти от меня, чтобы не попасть в беду, либо видел во мне завоевателя, того, к кому нужно стремиться. Запретный плод, который они жаждут сорвать. Рувану, похоже, от меня ничего не нужно. И я его нисколько не нервирую.
Может быть, это и есть то самое, что значит быть просто женщиной, с просто мужчиной. Хотя ни в ком из нас нет ничего «просто».
— Если нам предстоит столкнуться с опасностью, то мне также полезно убедиться, что вы все в лучшем виде, — говорю я наконец.
— Это очень верно.