Шрифт:
Закладка:
Подбородок Петрониллы дрогнул, и она тихо всхлипнула. Рауль повернулся к ней и осторожно накинул ей на плечи плащ.
– Тебе нельзя здесь оставаться, любовь моя, – сказал он. – Они этого не допустят, и, так или иначе, все уладится. Ступай с королевой. Все будет хорошо, поверь мне. – Он посмотрел на Алиенору: – Не вините ее, мадам. Это моя вина.
Алиенора не могла заставить себя ответить ему, потому что ее душили ярость и стыд. Ведь она тоже была виновата. Она должна была предвидеть; должна была понять.
– Пойдем, – резко сказала она Петронилле. – Не пойдешь по своей воле, стражники тебя заставят.
Петронилла дрожала с головы до ног, однако смогла собраться с силами и поднялась с кровати. Она прошла мимо собравшихся священников с высоко поднятой головой. Алиенора последовала за ней, тоже не глядя на духовенство. Это были стервятники, которые только и ждали возможности попировать на месте убийства.
– Ты понимаешь, что ты наделала? – набросилась Алиенора на сестру, едва за ними закрылась дверь ее покоев. – Как мы сможем замять этот скандал? Так бы и вытрясла из тебя всю душу!
– Я люблю его, – повторила Петронилла и сложила руки под плащом, обняв себя за плечи. Ее голос дрогнул. – И он любит меня.
– Тебе это только кажется, – сурово отрезала Алиенора. – Ты еще ребенок, и он соблазнил тебя.
Голос Петрониллы зазвучал пронзительнее.
– Это не так, не так! И я не ребенок!
– Тогда перестань вести себя как дитя! И долго это творилось у всех под носом? Долго ты всех обманывала? Та ночь в Тальмоне – та салфетка. Ты была с ним, верно?
– А если и так? – Петронилла выставила подбородок. – Это была лучшая ночь в моей жизни. Он заботится обо мне. А ты нет. Тебя волнует только твоя королевская репутация.
Каждое слово Петрониллы било Алиенору наотмашь.
– Даже если забыть о моей королевской репутации, я доверилась Раулю де Вермандуа; он предал мое доверие и покрыл позором и себя, и тебя. Он годится тебе в деды – в отцы уж точно. Ты позволила Эмери де Ньору стать козлом отпущения и понести наказание за то, чего он не совершал. – В голосе Алиеноры звучало отвращение. – Как ты думаешь, что сказал бы наш отец, узнай он об этом? Думаешь, он бы одобрил?
– Он ушел и бросил нас! А раз уж мы заговорили о предках, то наши бабушка и дедушка не беспокоились о том, что о них подумают. Они жили и любили как хотели!
– И с тех пор за это расплачиваются другие – в том числе и ты, взявшая с них пример.
– Лучше пусть я буду как они, чем сохнуть никому не нужной!
Звонкая пощечина поставила точку в этом обмене мнениями. Ладонь Алиеноры горела от удара, а след на лице Петрониллы из белого превратился в красный. Вздрогнув, Петронилла обратила на сестру взгляд, полный ненависти, страдания и яростной бравады. Алиенора увидела перед собой раненого зверька, который забился в угол, но готов сражаться до конца и забрать с собой врагов.
– Что с нами стало? – прошептала Алиенора. – Мы же сестры… Неужели мы стали врагами? Нам их и без того хватает, неужели мы станем рвать друг друга на части?
Ярость битвы угасла в глазах Петрониллы. Она горестно всхлипнула, затем еще раз и еще, словно от ее тела отрывались маленькие кусочки.
– Петра… – Алиенора не могла вынести вида страдающей сестры. Она притянула ее к себе и крепко обняла. По лицу Алиеноры потекли слезы, Петронилла всхлипывала. Бедная девочка так одинока и беззащитна! Кастрировать этого де Вермандуа и то будет мало!
Когда буря стихла, Алиенора отвела Петрониллу к камину, дала ей салфетку, чтобы вытереть слезы, и налила им вина.
– На что ты рассчитывала? – спросила она. – Рано или поздно это должно было всплыть. Такое в тайне не удержишь.
– Мы жили сегодняшним днем, – фыркнула Петронилла. – Будущее не имело значения.
– Будущее всегда имеет значение.
Петронилла подняла правую руку и протянула ее Алиеноре, раскрыв ладонь.
– Почему ты не можешь просто оставить нас в покое? Мы с Раулем уедем куда-нибудь. Ты могла бы поселить нас где-нибудь в Аквитании. Там о нас позаботятся. Никто ни о чем не узнает.
Алиенору пронзила острая боль и разочарование.
– Все узнают. Ты живешь в мечтах. Если вы забываете о мире, это не значит, что мир забывает вас. Вы с Раулем де Вермандуа не можете просто исчезнуть в деревне, как пара крестьян.
Петронилла мятежно воскликнула:
– Ты – королева Франции, ты можешь все устроить. У тебя своя жизнь и муж. Почему мне нельзя так же?
Алиенора в недоумении уставилась на Петрониллу.
– Рауль не может на тебе жениться. Он женат на племяннице Тибо Шампанского. У него есть ребенок. А то, что сделала ты, называется блуд и прелюбодеяние.
– Он не любит свою жену, он никогда ее не навещает.
– С Раулем тебе не найти счастья.
– Откуда тебе знать, как найти счастье? – спросила Петронилла. – Ты можешь посмотреть мне в глаза и сказать, что счастлива с Людовиком?
– Моя жизнь сложилась иначе, и мы сейчас не говорим обо мне и о Людовике.
– Ха! – Петронилла поднялась со скамьи и зашагала по комнате, потирая руки. – Делай что хочешь, но я ни за что не передумаю.
«Как все запутанно», – подумала Алиенора. Вначале она полагала, что сдерживает мелкий скандал, девичьи пакости, но теперь все раздулось в огромный скандал, какого не скроешь. Она надеялась, что сможет отправить Петрониллу в женский монастырь в Сенте, но это было бы все равно что бросить дикую кошку в голубятню. Если бы она только видела, что происходит у нее под носом, но теперь уже слишком поздно. Непоправимое свершилось.
17
Париж, осень 1141 года
Двор, ощутимо притихший, прибыл в Париж после недели непрерывного путешествия по тяжелым осенним дорогам. Рауля держали под охраной, ему разрешили ехать верхом на собственном коне, но Людовик его сторонился. В ту первую ночь в Пуатье они поговорили на повышенных тонах, точнее, Людовик кричал, а Рауль молча слушал, сгорая от стыда, и с тех пор они не разговаривали. Взяв пример с Людовика, остальные придворные отвернулись от Рауля, так что, хотя он и ехал рядом, его будто не замечали – и это притом что он был душой и сердцем долгих путешествий, развлекая всех своими историями и шутками. Петрониллу держали под надежной охраной, она ехала в паланкине далеко от того места в кавалькаде, где