Она подала ему еще одну виноградину.

– Обещаешь?

– Обещаю. – Он похлопал ее по ягодицам. – Давай, одевайся.

– Только если ты оденешь меня, – сказала она с лукавой искоркой.

Рауль усмехнулся и поднял один из ее шелковых чулок.

– Это, любовь моя, будет приятно – может быть, не так пикантно, как раздевать тебя, но все же довольно мило.

Взяв в руку ее лодыжку, он провел по ней большим пальцем, а затем наклонился, чтобы поцеловать пальцы ее ножки и лизнуть, отчего она пискнула.

С наступлением сумерек, покончив с делами, Алиенора и Людовик вышли прогуляться по саду. Поднялся прохладный ветерок, и оба они набросили мягкие шерстяные плащи, отороченные мехом. Бок о бок они остановились у пруда, чтобы посмотреть на воду, окрашенную в сумеречный цвет. Алиенора вспомнила, как когда-то они занимались здесь любовью, их тела переплетались, как у пары изящных фавнов. Теперь это казалось таким давним, недостижимым. За несколько коротких лет они стали совсем другими, непохожими на тех девушку и юношу, которые лежали здесь, познавая тела друг друга. Она не осмелилась спросить, помнит ли он то время, потому что боялась услышать его ответ. В сумраке царила грусть, словно не просто вечер подходил к концу. Это были их последние часы в Пуатье, и, уезжая, она не знала, когда они вернутся.

– Мне пора на молитву, – сказал Людовик, взглянув на небо, и она почувствовала, как он начал отстраняться.

– Господа можно увидеть здесь не хуже, чем в церкви, – ответила она. – Разве ты не изумляешься чудесам Его творения? Что может сравниться с этим? – Она указала на темную полосу пурпурного облака, обвитую алой лентой. – Даже аббат Сугерий согласился бы со мной. Это лучше любого витража, который можно вообразить.

– Это правда, – признал Людовик, взяв ее за руку – редкий жест в те дни, случившийся сам собой. Она прижалась к нему и погладила его волосы – красивые, густые и серебристо-русые, они спускались почти до плеч.

– Людовик… – тихо сказала она и подумала, что, возможно, получится вернуться в прошлое.

– Сир?

Прекрасное мгновение исчезло, как последняя пурпурная полоска заката, когда они, обернувшись, оказались лицом к лицу с капелланом Одоном Дейльским.

– Что такое? – отрывисто спросил король. – Почему ты прерываешь нас?

Священник неловко прочистил горло.

– Сир, мадам, мне жаль, что я приношу дурные вести, но когда об этом узнают все, скрыть ничего будет нельзя.

– Какие дурные вести? Что не скрыть? – потребовал объяснений Людовик. – Не темни. Выкладывай!

Взглянув на Алиенору, отец Одон произнес:

– Сир, это вопрос, который касается госпожи Петрониллы и ее отношений с придворным мужчиной.

Людовик в отчаянии вскинул руки.

– Опять сплетни! Меня тошнит от всех этих мелочных разговоров.

Сердце Алиеноры замерло. Боже милостивый, что же на этот раз натворила Петронилла? Она думала, что ее сестра в безопасности со своими служанками и скандала удалось избежать.

– Кто этот мужчина? – сурово вопросила она.

– Мадам… это коннетабль, мессир де Вермандуа.

Людовик тяжело выдохнул, в его глазах вспыхнул гнев.

– Обычные придворные сплетни. Королева и я прекрасно осведомлены о деле, касающемся моей сестры и мессира де Вермандуа.

На лице священника появилось выражение крайнего изумления.

– Сир, мадам, при всем уважении, я не думаю, что это так.

Алиенора прищурилась.

– Хорошо, – ответил Людовик, потирая лоб, – но давайте поскорее с этим покончим. У нас есть более важные дела, чем слушать эти глупости.

– Сир, Рауль де Вермандуа развратно развлекается с сестрой королевы в своих покоях. Мой писец подслушал, как они назначали свидание, и проследил за тем, куда они пошли. Все это правда, клянусь. Оруженосец де Вермандуа и сейчас караулит на лестнице.

Алиенору затошнило. Писец Одона не мог случайно увидеть Рауля и Петрониллу вместе. Очевидно, придворные шпионы времени не теряли.

Людовик побледнел.

– Показывай дорогу, – приказал он.

Капеллан отвесил чопорный поклон и, сложив руки по своему обыкновению, вывел их из сада. Там их ждали другие священники, и Алиенора испугалась, дожидаясь пока Людовик вызывал стражу, чтобы сопровождать их. Вот-вот случится нечто ужасное, и она ничего не могла сделать, чтобы предотвратить это.

Одон Дейльский прошел во дворец и поднялся по витой лестнице башни Мобержон в личные покои. Они услышали шаги оруженосца на лестничной клетке, спешившего предупредить своего господина. Стражники Людовика протиснулись мимо капеллана и бросились за молодым человеком, схватили его и прижали к полу у тяжелой деревянной двери, когда он закричал, предупреждая господина. Задыхаясь от подъема, отец Одон ухватился за кованое кольцо засова, повернул его и распахнул дверь настежь.

В очаге горел огонь. Перед ним стояла пустая скамья с подушкой, а рядом на столе – кувшин с вином и кубки. Чуть поодаль они увидели кровать, на которой сидела Петронилла в незашнурованной сорочке и с обнаженной грудью. Рауль де Вермандуа, одетый в рубашку и штаны, но без камзола, стоял рядом, готовясь защищать ее своим мечом.

Людовик как будто поперхнулся. Алиенора в ужасе уставилась на него, потому что улики были налицо и она была сама виновата в том, что впустила лису в курятник. Петронилла сдержала крик и теперь смотрела на всех с наглым вызовом, даже не пытаясь прикрыться.

– Брось меч, – прорычал Людовик. – Или ты поднимешь его против своего короля?

Рауль сглотнул и, отбросив оружие, упал на колени.

– Сир, я могу объяснить…

Людовик вздрогнул.

– Объяснять ты мастер, – сообщил он ледяным тоном, – а я всегда был настолько глуп, что слушал тебя и верил, тогда как ты все это время предавал меня и Бога. Я не хочу слушать, что ты скажешь, потому что я собственными глазами вижу, какой ты двуличный негодяй. Предатель. Придется решать, что с тобой делать. – Он повернулся к Алиеноре, его голос был полон ярости: – Мадам, разберитесь со своей сестрой. – Он указал пальцем на солдат. – До дальнейшего уведомления мессир де Вермандуа находится под домашним арестом и не будет говорить ни с кем, кроме своего духовника. Проследите за этим.

Повернувшись на каблуках, он вышел из комнаты.

Алиенора посмотрела на Рауля.

– Я так вам верила, – сказала она с отвращением. – Просила защитить Петрониллу, а вы ее опозорили. Желаю вам вечно гореть в аду.

Она повернулась, чтобы посмотреть на сестру, которая так и не прикрылась.

– Тебе я тоже доверяла.

Петронилла посмотрела на нее вызывающе.

– Я люблю его. – В ее голосе звучала свирепость. – А ты ничего не знаешь о любви.

– Поверь мне, знаю, – с горечью ответила Алиенора. – Потому что я люблю тебя, а