Печорского не суицид, а убийство. И заявил об этом. Так разве бывает? Ведь он мог вполне спокойно и небезосновательно — чему помогла бы предсмертная записка — списать смерть предпринимателя на самоубийство. А когда все утихнет — сделаться сожителем Нины, а может, и мужем, заполучив в собственность все то, что прежде нажил Модест Вениаминович Печорский».

Будет явным перебором, если выставить майора Щелкунова организатором и вдохновителем убийства Печорского. А вот то, что майор неровно дышит к Нине, бесспорный факт. Потому-то он и старается ее обелить, чтобы потом, когда дело закончится в ее пользу, получить от нее в знак благодарности благосклонность и все, что за этим последует. «Что ж, — Гриндель недобро усмехнулся, — посмотрим, как это у тебя получится».

* * *

Единственным правильным решением в деле убийства Печорского было одно: форсировать получение признательных показаний от Нины Печорской и Силина и тем самым связать руки майору Щелкунову и упредить его попытки выставить Нину Печорскую невиновной. Кроме того, Валдис Давидович надеялся, что его звонок наверх по поводу самоуправства начальника отдела по борьбе с бандитизмом и дезертирством городского управления милиции будет иметь негативные последствия для нарушающего дисциплину и субординацию майора, не совсем представляющего, с кем можно тягаться, а с кем — не стоит.

Первым делом Гриндель вызвал к себе Нину Печорскую, которую считал не очень-то сильной духом. Фронтовик Анатолий Силин, на взгляд Валдиса Давидовича, являлся крепким орешком. Его следователь планировал допросить во вторую очередь и попытаться «взять на пушку», сказав ему, что Нина Печорская образумилась и стала давать признательные показания, где выставляла его в роли организатора и главного исполнителя преступления. То есть человеком, непосредственно задушившим Печорского бельевой веревкой. Нине же, в свою очередь, Валдис Давидович планировал сказать, что ее возлюбленный Анатолий Силин на допросе показал, что это она упросила его убить ненавистного ей мужа (задушить веревкой, после чего повесить его на той же веревке на двери, имитируя самоубийство). Что тот с успехом и выполнил. И что это он, Анатолий Силин, написал предсмертную записку и подделал подпись Печорского именно по просьбе Нины…

Подобная хитрость — оговорить одного подозреваемого (или обвиняемого) перед другим его подельником — не однажды уже практиковалась Гринделем и давала положительные результаты. Так, например, в сорок четвертом году двое налетчиков подломили квартиру профессора университета Финкельмана. Вскрыли они ее, когда в квартире никого не было. Однако едва они нашли, где у профессора хранятся деньги, а у профессорской жены цацки, как услышали, что в дверном замке поворачивается ключ. Затем в помещение вошел профессор. Увидел беспорядок в доме — вывороченные ящики комода, раскрытые дверцы шкафов, вещи, как попало валяющиеся на диване и полу — и тотчас метнулся к телефону, чтобы вызвать милицию. Если бы не Хряк, как звали одного из громщиков, профессор Финкельман точно успел бы дозвониться до милиции. А так, едва схватившись за телефонную трубку, он упал с пробитым черепом, по которому изо всей силы жахнул фомкой Хряк. Пока профессор, агонизируя, умирал на дубовом паркете, домушники продолжали обыскивать комнаты и изымать все самое ценное, после чего покинули обворованную квартиру и прямиком направились к знакомому барыге, чтобы сбросить цацки.

Денег барыга громщикам всех сразу не отдал (сунул для приличия какую-то мелочь, которую те вынуждены были принять за неимением большего) и попросил их подождать два дня, сославшись на то, что хрусты[15] в доме не держит и требуется время, чтобы их собрать. А когда Хряк с подельником заявились в условленное время к барыге, их повязали приданные прокуратуре опера и привели прямиком в изолятор временного содержания, поскольку барыга, будучи у оперуполномоченных на крючке и опасаясь за свою свободу, стуканул курирующему его оперу на Хряка и его подельника, рассказав об украденных ими цацках.

Валдис Давидович промурыжил преступников в камерах недели две, а потом, вызвав к себе подельника Хряка, сказал ему, что его закадычный дружок сдал его со всеми потрохами, дав показания, будто это он, Федот Порфирьевич Гусев по прозвищу «Гусь», замочил профессора.

— Да как же я замочил, когда это он, Хряк, паскуда эдакая, профессора по балде фомкой ухайдакал! Тот даже охнуть не успел! — искренне возмутился Гусь и дал на Хряка показания, выставив его главным действующим лицом в преступлении, что, похоже, так и было.

Записав показания Гуся в протокол, Гриндель отпустил его и попросил привести на допрос Хряка. Тот поначалу запирался, уходил в отказ, но потом, когда Валдис Давидович показал ему протокол с признательными показаниями Гуся, как-то сразу скис, перестал валять ваньку и показал, что инициатива вскрыть профессорскую хазу принадлежит Гусю и что именно он и замочил Финкельмана. А потом Гриндель устроил обоим очную ставку и после бурной перепалки бывших подельников все же установил, кто был инициатором преступления и кто действительно убил университетского профессора…

Когда в кабинет привели Нину Печорскую, Гриндель с некоторым для себя удовольствием отметил, что пребывание в камере дается молодой женщине нелегко, как в моральном, так и в физическом отношении. Тени под ее глазами были столь темными, как если бы она перепачкалась в копоти. На выпуклом лбу образовалась морщина, щеки впали, взгляд сделался тусклым и пустым, как у человека, смирившегося со своей участью. Добиваться нужных показаний всегда проще от сломленного человека, нежели от бодрого и готового к действиям.

— Да вы присаживайтесь, — смерив вошедшую сочувственным взглядом, произнес Гриндель. — Как говорится, в ногах правды нет.

— Спасибо, — негромким голосом поблагодарила Нина, опустившись на свободный стул, стоявший подле стола, и в ожидании вопросов посмотрела на Валдиса Давидовича.

— Как вам в камере? — поинтересовался он.

— Терпимо, — сдержанно ответила Печорская.

— Это хорошо, что вы не унываете, а то ведь разное бывает… Уж поверьте мне, я за время своей службы в прокуратуре насмотрелся всякого. А вы знаете, Анатолий Силин нам уже все про вас рассказал… и в подробностях, — понизив голос, произнес Валдис Давидович.

— И что же он такое мог вам рассказать обо мне? — равнодушно поинтересовалась арестованная.

— Правду. Он рассказал, что именно вы подговорили его убить Модеста Печорского. Посулили ему крупную сумму денег, которая достанется ему после убийства Печорского. Сам Силин был категорически против преступления, но вам каким-то образом удалось его уговорить… И вы даже придумали, как лучше убить вашего мужа. Сначала задушить, а потом подвесить труп на двери таким образом, чтобы потом ни одна судебная медэкспертиза не сумела установить истинную причину его смерти. А когда Анатолий Силин набросился на Печорского сзади и повалил его на пол, так