Следом вошел Виталий Викторович, держа в руках «ТТ».

— Мы из милиции. Где он? — оглядев комнаты и кухню, спросил начальник отдела по борьбе с бандитизмом и дезертирством.

— Кто вам нужен? — изобразила на лице удивление хозяйка дома. Получилось недостоверно. Актриса из нее так себе… Но в голосе ни дрожи, ни страха — к визитам милиции вполне привычная.

— Калина где? — повторил вопрос Щелкунов.

— Какая еще такая калина? — недоуменно вскинула белесые брови Галина Селиверстова. — Нет у меня ни калины, ни малины, спросите лучше у соседки, что напротив, она в лесу калину собирает, а потом на рынке продает. В прошлом году едва ли не половину бочки набрала! И пистолеты зачем? Может, и так бы поделилась, если бы по-нормальному попросили.

— Ты тут дурочкой не прикидывайся, будто бы не знаешь, о ком речь идет, — глянул на нее исподлобья Рожнов.

— Где Степан Калинин, твой полюбовничек, с которым ты сейчас проживаешь? — вмешался в разговор Щелкунов. — Молчишь… Ладно, тогда позже поговорим. Нет у меня желания с тобой разглагольствовать дальше. Собирайся давай! Пойдешь с нами.

На лице хозяйки дрогнули мышцы, отчего оно на какое-то мгновение приобрело асимметрию.

— Это куда же? — с неподдельным испугом глянула на Виталия Викторовича хозяйка дома.

— К нам в управление милиции, — жестко ответил Щелкунов. — Посидишь в камере, подумаешь как следует. Может, ума немного наберешься, что-то путное в голову придет. А коли ничего не надумаешь, то из свидетельницы вмиг станешь соучастницей преступления. Вот тогда пойдешь по этапу!

— Какого еще такого преступления? — испуганно проговорила женщина, превратившись из нагловатой, бесцеремонной держательницы притона в обыкновенную глуповатую бабу, озабоченную собственным благополучием.

— Убийства, дорогуша! Убийства! — снова встрял в разговор Рожнов, нагнав еще большей жути на вдовушку.

— Невиноватая я ни в чем, не знаю я ни о каком убийстве, — плаксиво заверила Рожнова Галина и перевела взгляд на Щелкунова. — И чего сразу-то в камеру? — пошла она на попятную. — Нету у меня Калины.

— Где он тогда может быть? — в упор посмотрел на Селиверстову Виталий Викторович.

— А мне почем знать? Он мне не докладывается, — последовал не очень твердый ответ. — У него своя жизнь, а у меня своя. Придет, поест, переночует и опять куда-то уходит.

— Когда должен прийти?.. Молчишь? Ну молчи-молчи… Собирайся давай. Некогда мне тут с тобой валандаться, — снова посмурнел майор, делая вид, что он и впрямь намерен забрать с собой Селиверстову и заточить ее в камеру на неопределенный срок.

— Он завтра обещался зайти, — не сразу и как-то приглушенно промолвила Селиверстова.

— Когда именно? — быстро спросил Щелкунов.

— Конкретно не говорил, просто сказал: вечерком. Собирался остаться на ночь, — ответила Галина.

— Ну, смотри, если соврала… — строго предупредил хозяйку дома Виталий Викторович.

— Я все понимаю, — поспешно сказала Галина.

— А если все понимаешь, скажешь кому-то о нашем разговоре — сильно пожалеешь.

Селиверстова закивала и, немного помолчав, со злостью изрекла:

— Это небось Клавка вам про нас наплела всякое.

Майор напрягся и быстро глянул на Селиверстову.

— Какая еще Клавка?

— Да баба его бывшая. Клавка Полетаева, — пояснила Галина. — Зараза эдакая! Ни кожи, ни рожи, а все туда же! Никак не может смириться, что Степан теперь мой.

— Назовите адрес ее проживания, а уж мы с ней поговорим обстоятельно и объясним, что вымещать свою злость на посторонних людях — это скверное занятие, — с едва заметной улыбкой промолвил майор Щелкунов, не сводя взора с Галины.

— Оно, конечно, так, но, может, она ненарочно, — вдруг стушевалась Селиверстова.

— Что, опять за свое? — повысил голос Щелкунов.

— Я просто спросила, — поспешно отозвалась хозяйка.

— Так где она проживает?

— В Адмиралтейской слободе, — подсказала Селиверстова, верно, и правда не отличавшаяся сообразительностью.

— Номер дома какой?

— Дом… нет, сказать, какой номер, я не смогу. Он такой… двухэтажный, стоит на углу улиц Чистоозерской и Солдатской. Красивый такой. Вы его сразу узнаете.

— Это который с высокими окнами и с резными наличниками?

— Он самый, — поддакнула Селиверстова.

Распахнув дверь, Щелкунов вышел на крыльцо.

* * *

Клавдия Полетаева проживала на втором этаже старенького деревянного дома, явно насчитывающего возраст если не сто лет, то около того. Причем такой приметный дом на пересечении улиц Чистоозерской и Солдатской был всего-то один. Позади дома размещался дворик, до того маленький, что позволял разве что вывесить на просушку выстиранное белье. Вход в квартиру Клавдии Полетаевой был отдельный, со двора, так что прихода милиционеров вряд ли заметил кто-либо из посторонних.

Клавдия Олеговна Полетаева была прелюбопытнейшей личностью. С точки зрения служителей закона, разумеется. Она два раза привлекалась к суду за тайное похищение чужого имущества, однако привлечь Клаву по 162-й статье 7-й главы Уголовного кодекса РСФСР и вменить ей хотя бы трехмесячный срок исправительно-трудовых работ не представилось возможным: оба раза она освобождалась из зала суда за недостатком улик. Чем сильно огорчала прокуроров-обвинителей.

Клавка Полетаева не была проституткой в буквальном смысле этого слова. Ее воровской специальностью был хипес. Это было некоей разновидностью воровства при помощи симпатичной женщины, на которую невозможно не обратить внимания. Суть преступления заключалась в следующем. В театрах, ресторанах, коммерческих магазинах и иных общественных местах Клавдия заводила знакомства с карасями[8] и прочими жирными грачами[9] и приводила их к себе домой для продолжения уже более тесного знакомства. Когда миша[10], «познакомившись» с Клавой и изрядно выпив при этом, засыпал, Клава либо сама облегчала его бумажник на несколько купюр, либо на хазу[11] незаметно приходил ее кот[12] и забирал часть денег гостя, после чего так же незаметно покидал квартиру. В случае, если хипесница и ее добыча приходили на хазу днем, процесс воровства был несколько иным. В самый разгар «тесного знакомства» гостя с Клавдией та издавала громкий стон сладострастия, что служило условным знаком для кота. Тот входил, неслышно ступая, находил на стуле снятую гостем одежду — стул непременно должен был стоять в некотором отдалении от кровати либо за ширмой, — забирал из лопатника или карманов часть денег и бесшумно удалялся. Естественно, что человек состоятельный, семейный, публичный (например, артист, писатель, общественный деятель) или гражданин при высокой должности и в чинах — а именно с таковыми предпочитала заводить знакомства Клавдия Полетаева, — возвратившись домой и обнаружив пропажу денег, в милицию обращаться не спешил, поскольку огласка его поведения с последующей потерей репутации стоила бы ему куда дороже утраченных денег. Поэтому Клаве ее занятия преимущественно сходили с рук. За весь период ее деятельности хипесницей потерпевшие граждане подавали заявления в милицию всего-то несколько