не отказавшаяся от родительской помощи в виде советских денежных знаков. И совсем недавно он расстался с внучкой бывшего замнаркома рабоче-крестьянской инспекции Республики, на коленях умолявшей его не бросать ее и обещавшей исполнять любые его желания и прихоти, на что Калина лишь хмыкнул и все же порвал с нею. А все потому, что Степан Аркадьевич Калинин внешность имел незаурядную, буквально источавшую мужество и обаяние, чем в полной мере он и пользовался. Плюс все перечисленные девицы по моральному облику не особо отличались от тех, с кем Калина кутил и приятно проводил время в веселых домах города, зовущихся еще домами свиданий и борделями. Хоть их наличие официально отрицается, они имеются не только на городских окраинах, но и в центральной части города.

Рецидивист. Трижды побывал в местах заключения. Первые два срока были небольшими, на третью ходку Калина отправился уже на четыре года и шесть месяцев. На свободу он вышел летом сорок седьмого года. Сидел «на бобах», был помогальником хипесницы, обирающей своих посетителей. Потом пристроился к молодой вдовушке Галине Селиверстовой, проживающей на Калугиной Горе. А вот после Нового года у него появились серьезные деньги, и он начал вести прежний образ жизни, напропалую гуляя с девками и соря деньгами направо и налево».

Весьма подробное описание, дававшее представление о деятельности Калины. Оставалось встретиться с ним и обстоятельно побеседовать.

В этот же день дежурный лейтенант передал Щелкунову анонимную записку, в которой было написано, что к гибели Модеста Печорского причастны Селиверстова Галина и Степан Калинин, проживающие на Калугиной Горе, в частном доме на стыке улиц Кривого Оврага и Долинной.

Полученную информацию следовало проверить, и Щелкунов вместе с оперуполномоченным Рожновым отправился вечерком на Калугину Гору, в юго-восточной части которой находилась улочка Кривой Овраг.

Поселок Калугина Гора и впрямь располагался на горе. Изрезанная на части глубокими болотистыми оврагами, она представлялась не очень привлекательной для проживания. Однако в конце девятнадцатого или в самом начале двадцатого века здесь стали селиться люди, снявшиеся по тем или иным причинам с прежних мест проживания или не имеющие возможности по разным причинам проживать в городе. Народ этот был в большинстве своеобразный, не отягощенный принципами нравственности и морали и не обладавший хотя бы едва заметными признаками интеллекта на лице. Застройка поселка была поначалу хаотичной, и только через несколько лет в нем наметилось какое-то подобие улиц, получивших разные названия, со временем укоренившиеся среди жителей: Хороводная, Долинная, Сквозная, Кривая, Подгорная, Тихая, Нестеровский Овраг, Мало-Пугачевский Овраг, Кривой Овраг.

Поселок Калуга — так он стал вскорости прозываться — среди пригородных сел и поселений считался одним из самых неблагополучных (а может, и самым неблагополучным) в плане соблюдения законности, правопорядка и нравственности. Веселые дома, притоны, малины — подобными заведениями Калуга изобиловала. Постороннему человеку, незнакомому с нравами обитателей Калугиной Горы, входить на территорию поселка было небезопасно: могли раздеть до нитки, избить до полусмерти, порезать, а то и прикончить, а потом притопить в какой-нибудь мочажине безо всякого сожаления.

Во времена царского режима полиция сюда и носу не совала. Даже если устраивались облавы на беглых и преступников, как только нога полицейского ступала на территорию поселка, так об этом тотчас узнавали от вездесущих пацанов, состоящих на службе у уркаганов и хозяев притонов.

Когда наступили советские времена, избегала посещать поселок и городская милиция, потому что в укладе насельников Калугиной Горы мало что изменилось. В тысяча девятьсот двадцать четвертом году Калуга была включена в границы города, но тогда уже представители нового поколения лощенков[7] да беспризорников, которых подкармливали блатные, успевали донести кому надо о появлении в черте поселка милиции. И когда милиционеры вваливались в такую вот малину, то заставали там разве что древнюю старуху, ни черта уже не слышавшую и слезавшую с печи лишь по нужде, или заморенную бабу с тремя-четырьмя малолетними детьми, добиться от которой чего-либо путного не представлялось возможным.

Все это хорошо знали майор Щелкунов и оперуполномоченный Рожнов, когда ступали на территорию Калугиной Горы. Оба ведали, какими тропами лучше всего добраться до нужного места незамеченными, ну а коли повстречают кого — как следует вести себя, чтобы сойти за местного или живущего неподалеку. Поэтому до Кривого Оврага Виталий Викторович и Валя Рожнов начали путь от улицы Красная Позиция через перелесок. Потом, опасаясь посторонних глаз, шли поймой параллельно улице Подгорной и вошли в улицу Кривой Овраг на ее стыке с улицей Долинная, где и проживала вдовица Галина Селиверстова.

За непродолжительными зимними сумерками сразу нагрянула темная ночь, отчего невысокие строения Калуги, потеряв очертания, выглядели издалека темными пятнами, подсвеченными блекло-желтым светом от окон. Затишье в природе, выдавшееся на новогодние праздники, сменилось яростной метелью, которая намела во дворах немалые кучи снега. По обочинам нешироких дорог неровной длинной грядой возвышались огромные сугробы, по которым весь день гулял сильный колючий ветер.

В нынешний холодный, пронизывающий до костей январский вечер трудно было поверить, что не далее чем вчера царил погожий день, — ярко, совсем не по-зимнему, светило солнце, каковое бывает разве что на исходе зимы. Приободрились даже пернатые, весело защебетавшие у жилищ; деревья, погруженные в глубокий сон, на фоне искрящегося снега выглядели темными, будто бы почерневшими.

Мальчишки, забравшись на высокий сугроб, самозабвенно толкались, играя в «царя-горы». В права входил обыкновенный вечер, каковых до перелома зимы будет еще немало.

Дом Галины Селиверстовой стоял на отшибе, отгородившись от прочих строений невысокой оградой. Виталий Викторович и Валентин Рожнов вошли во двор Селиверстовой через незапертую калитку и затопали по узкой расчищенной тропке, по обе стороны от которой поднимались высокие стены снега. Деликатно постучали в дверь. Им тотчас отворила женщина, одетая в длинную ночную сорочку с накинутой на плечи шалью; объемная грудь находилась в плену тугой эластичной материи. Было ей годков тридцать или около того. Пышнотелая, пышущая здоровьем, она совсем не походила на вдову, каковых майор Щелкунов за последние несколько лет повидал немало. У тех были совершенно иные лица и выражения глаз были другими, как если бы из них вынули душу, по большей части они были исхудалыми, изнуренными тяжелым трудом. А эта, кажется, была вполне довольна своей жизнью…

Что ж, и такие тоже встречаются.

— Вам кого? — с нотками некоторой суровости поинтересовалась женщина. Жесткая линия губ выдавала твердый характер.

В таких районах, как Калуга, все друг друга знают. Чужаков не привечают. А может, какими-то неведомыми органами чувств хозяйка распознала в гостях сотрудников милиции.

— В дом зайти можно, барышня? — весело поинтересовался Рожнов и, не