Шрифт:
Закладка:
Первую небольшую партию военнопленных уже отправили в Германию в прошлое воскресенье. Помнится, новость об их освобождении была неприятной. Много они бед натворили, могли бы поработать в Советском Союзе и подольше, не перетрудились бы!
Щелкунов скорым шагом двинулся в сторону улицы Малой Красной, мимо дощатого забора с колючей проволокой, за которым раздавался назойливый звук двуручной пилы. Смеркалось. Скоро станет совсем темно.
Виталий Викторович остановился у дома Зинаиды и посмотрел в ее окна — из глубины комнаты сочился слабый желтый свет. Потянул на себя шаткую дверцу и вошел в неосвещенный подъезд. Через оконце на втором этаже на деревянные обшарпанные ступени падал тусклый свет от уличного фонаря. Поднялся на второй этаж по скрипучим ступеням и потянул на себя дверь в коридор. В лицо ударил запах жареной картошки и подгорелого подсолнечного масла. Он оказался в десятиметровом нешироком коридоре, с каждой стороны которого размещались по две узенькие двери; в одном углу на обтертом крашеном полу стоял громоздкий кованый сундук и санки со ржавыми полозьями, в другом — помятое ведро и два алюминиевых кумгана[16]. В дореволюционную пору квартира принадлежала профессору естествознания Императорского университета, ныне, поделенная на четыре семьи, превратилась в обыкновенную коммуналку. В дальней комнате неожиданно громко заплакал младенец, но вскоре был успокоен тягучим женским голосом.
Постучавшись в ближайшую дверь, Щелкунов отступил назад. Дверь открылась неожиданно быстро, и он увидел Зинаиду. В коротком застиранном бледно-зеленом халатике, с волосами, собранными на затылке в большой тугой узел, она выглядела очень по-домашнему. Под халатиком хрупкое тельце, на спине плед. Теперь в ней не было ничего от той строгой девушки, каковой она являлась на службу.
— Виталий Викторович? — удивленно протянула Зинаида. — Ой, а я вас совсем не ожидала.
— Может, я не вовремя? — спохватился Щелкунов.
— Ну что вы! Проходите… Чего же вы стоите?
— Я тебе принес лекарство, — протянул майор пол-литровую банку меда. — Оно поможет тебе быстрее справиться с простудой.
— С детства знаю, что все лекарства очень горькие и противные, особенно микстуры от кашля, но мед — единственное лекарство, которое я обожаю.
Щелкунов прошел в небольшую комнату. Типичная девичья светелка с холщовыми занавесками в синий цветочек. К стене придвинута узкая пружинная кровать, постель на которой была застелена синим покрывалом с длинной бахромой. В центре комнаты стоял круглый стол, покрытый белой ажурной скатертью, и четыре стула вокруг него. На столе банка, обернутая фольгой, используемая в качестве вазы, из которой торчал засохший букет ромашек. Здесь же чашка с отбитым ушком. В дальнем углу — высокий торшер в черном цилиндре.
— Виталий Викторович, может, хотите чаю? — предложила Зинаида.
Новая Зинаида, которую Щелкунов открыл для себя несколько минут назад, выглядела душевнее прежней. Даже интонации голоса звучали по-другому, теплее, что ли.
— Мне нужно идти, — произнес Виталий Щелкунов, хотя идти никуда не хотелось, так и просидел бы рядом с Зиной весь день, держа ее за руку. — Через час меня ждет Фризин.
— Ну если так, тогда конечно, — разочарованно произнесла Зинаида. — Обещайте мне, что придете как-нибудь просто так, для того чтобы попить чаю. Он у меня очень вкусный.
— Обещаю, — улыбнулся Шелкунов и вышел за дверь.
* * *
В кабинете Фризин находился один. А следовательно, вызван Щелкунов не на оперативное совещание, а для личной обстоятельной беседы, которую обычно проводят, как говорят интеллигентные люди, тет-а-тет.
Майор Щелкунов вопросительно уставился на начальника уголовного розыска города. Ну что еще такого он натворил, чтобы с ним проводить воспитательные беседы? Ведь давно уже не мальчуган, да и Абрам Борисович не похож на воспитателя, пекущегося о благополучии своих подопечных.
— Догадываешься, о чем пойдет разговор? — по-деловому спросил Фризин.
— Не имею понятия.
— Мне тут начальство безо всякой деликатности напомнило, что управление милиции города не является частной лавочкой, в которой сотрудники могут заниматься чем ни попадя, — начал нелицеприятный для обоих разговор майор Фризин. В свое время именно он рекомендовал Виталия Викторовича на должность начальника отдела по борьбе с бандитизмом и дезертирством, поэтому Щелкунов чувствовал моральный долг перед своим начальником. Подводить его не хотелось даже в малом. Что же должно было тогда произойти сейчас, если Абрам Борисович сам на себя не похож.
— Не понимаю.
— Ты это с какого перепугу стал заниматься частным сыском? — вскинул на Виталия Викторовича недовольный взор майор Фризин. — Тебе что, своих дел мало? Так я тебя загружу по полной программе, так, что у тебя времени не будет в сортир сбегать!
— А в чем, собственно, дело-то? — задал вопрос Щелкунов, хотя уже понимал, о чем идет речь. Наверняка кто-то успел сообщить, что он продолжает расследование по делу Печорского.
— Дело Печорского, — в унисон мыслям Щелкунова ответил начальник городского УГРО. — Коммерсанта, которого убили в собственной квартире на Грузинской улице. Ты, как мне указали, продолжаешь по нему копать, имея вполне определенную цель его развалить. Ходит слушок, что неровно дышишь к обвиняемой, вот и стараешься ее обелить. Тебе что, погоны жмут? — процедил сквозь зубы Абрам Борисович.
— Не жмут, — буркнул Виталий Викторович, глядя мимо начальника.
— На меня смотри! — приказал майор Фризин. — Так это правда, что у тебя шуры-муры были с обвиняемой?
— Нет, — остро глянул на своего начальника Щелкунов. — Даже не представляю, кому такое в голову могло взбрести. Хотя понятно кому…
— А по делу этого Печорского все же продолжаешь рыть? — немного смягчившись, но с укором спросил Абрам Борисович.
— Продолжаю, — признался Виталий Викторович. — Но только в свободное от работы время за счет личного отдыха.
— Смотри, Виталий, накличешь ты на себя большую беду, — промолвил уже вполне по-дружески майор Фризин. — Да такую, что прикрыть тебя я уже не смогу при всем моем желании… Объясни мне, а что в том деле не так?
— Да все не так, — ответил Щелкунов. — Прокурорские не тех виноватых нашли, крутят их по полной программе. Боюсь, дойдет до того, что под суд пойдут невиновные.
— И одна из невиновных — та дамочка, жена этого самого Печорского, так я понимаю? — с веселыми искорками в глазах посмотрел на Щелкунова Абрам Борисович.
— Именно так, — ответил Виталий Викторович. — Она и ее… друг, полагаю, в том деле абсолютно не