— Всё останется между нами. Я соблюдаю профессиональную этику.

— Весьма на это рассчитываю. Мистер Ферхойтен упоминал что-нибудь о наших здешних методиках?

— Отзывался о них неплохо. Говорил, что главное — отдых, а при желании можно ещё и выпить успокоительное.

— Всё верно. Он принимал препараты, которые мы рекомендовали. Но сегодня счёл, что расслабился уже слишком, если вы меня понимаете…

— Да, он сказал, что дрёма несовместима с творчеством.

— Здравое рассуждение, но вот практические шаги он выбрал совершенно недопустимые. А именно — принял дозу «волчьей крупы», которую пронёс сюда нелегально. «Крупа» — это, как вы знаете, стимулятор. В сочетании с успокоительным она дала резко негативный эффект. Пришлось в срочном порядке выводить из организма всю эту дрянь. Сейчас мистеру Ферхойтену противопоказаны разговоры. Это, если хотите, мой врачебный вердикт. Я удовлетворил ваше любопытство?

Рассказ прозвучал до отвращения убедительно и логично. Стэн так и не придумал, к чему тут можно придраться. Но вспомнил один любопытный штрих, который позволил зацепиться за тему:

— И ещё вопрос, доктор. Помнится, в газетах писали, что у психа в мэрии тоже была передозировка «крупы». Она всегда присутствует при психозе?

— Нет, разумеется, хотя может его усилить. «Волчья крупа» — опасная вещь. Она вредна в любых дозах. Пара крупинок в утренний кофе даёт вроде бы ощущение бодрости, но эта мини-встряска подтачивает ресурсы вашего организма — особенно, если повторяется ежедневно. Десять крупинок сразу — и вы до вечера обретаете невероятную чёткость мысли, но на следующее утро вас ждёт мучительное похмелье. Двадцать крупинок — и получается печально знаменитый «волчок». Эйфорическая лёгкость на целый день. Но её сменит уже не просто похмелье, а жестокая ломка. А несколько «волчков» в течение короткого времени могу вызвать необратимые изменения в психике. Но об этом вы можете почитать в любой популярной медицинской брошюре. А у меня, простите, нет времени на подобные лекции. Ждут дела. Я и так за эти два дня уделил вам слишком много внимания.

— Намёк понятен. — Стэн встал. — Спасибо и всего доброго.

Он спустился в фойе и сказал девице за стойкой:

— Что-то я зачастил к вам, надо взять паузу. Но рад был с вами познакомиться. Дело к вечеру, кстати, так что могу подбросить до города.

— Благодарю, мистер Логвин, я на машине. Кроме того, я не вступаю в неформальные отношения с нашими посетителями.

— Разумно. До свидания, мисс.

Обратно в город он ехал в дурном расположении духа. Истекали третьи сутки с того момента, как он взял дело, а результаты отсутствовали по-прежнему. Пропавшего художника Стэн так и не нашёл — да и вообще, по сути, не продвинулся в поисках. Зацепки кончились, даже призрачные.

Ну, точнее, остался ещё неуловимый Крис, но непонятно было, когда тот вернётся в клуб. Об этом Крисе можно было бы осторожно спросить Саманту — однако и с ней Стэн умудрился поссориться, не успев закрепить знакомство. А теперь вот ещё испортил отношения с доктором и вряд ли отныне сможет свободно передвигаться по территории клиники, если возникнет вдруг такая необходимость.

Это не говоря уже о ворохе совершенно бредовых фактов, которые накопились попутно. Все эти заколдованные тетради, лунные психи, несуществующие созвездия, искорёженные вагоны и Маховики на стадии созревания…

Сумерки уже подступили, встречные машины включили фары. Электрический свет растёкся по намокшей дороге. Город впереди вырастал в размерах, приобретал знакомые очертания — пелена дождя истончилась и почти не закрывала обзор. На фасадах высоток в центре замерцали жёлтые искры — в офисах зажглись лампы.

Стэн подумал, что город издали выглядит симпатичнее, чем вблизи. Психопаты (хоть явные, хоть латентные), которыми кишат улицы, с такого расстояния, к счастью, неразличимы. Они будто вынесены за скобки, а на виду остаётся главное — гроздья света, которые проступают сквозь тьму.

Он затормозил, достал фотоаппарат. Вылез из машины и поймал высотки в видоискатель. Понимал, конечно, что плёнка не настолько чувствительна, да к тому же и чёрно-белая. Она физически неспособна передать ту искристую, обманчиво-манящую ауру, которой окутаны городские кварталы. Но ему почему-то всё же казалось, что снимок нужен.

Сделав несколько кадров, он ещё минут пять стоял на мокрой обочине, глядя вперёд, на россыпь огней. Мысли выветрились из головы, не хотелось даже курить. Он просто смотрел, а мимо проносились машины.

Потом он поехал дальше.

Несмотря на сегодняшнюю размолвку с Самантой, он решил сразу проявить плёнку и напечатать снимки. Вдруг она передумает и захочет увидеть? Да и самому интересно было взглянуть. Поэтому он направился к Айзеку.

Тот уже выпроводил клиентов и теперь записывал что-то в тонкую ученическую тетрадь. Подсчитывал, видимо, небогатые барыши. Завидев Стэна, он хитро улыбнулся и немедленно включил чайник:

— А я надеялся, что ты сегодня зайдёшь. И Дженни, между прочим, тобой интересовалась. Ты ей понравился.

— Айзек, стоп. Что за Дженни?

— Тоже мне, сыщик. Простую вещь сообразить не можешь. Сестричек помнишь? Вчера заходили перед тобой.

— А, ну да. Близняшки, которых ты мне решил сосватать в комплекте?

— Но-но! — Старик шутливо пригрозил пальцем. — Никаких тебе комплектов не будет. Дженни сегодня приходила одна, забирала снимки. Ну, я ей и намекнул — так и так, мол, парень холостой, одинокий. Она навострила ушки, стала расспрашивать.…

— Вот же сводник.

— Стараюсь, а ты не ценишь.

— Я-то ценю, а толку? Девушки теперь от меня смываются уже на первом свидании. Сегодня проверено. Так что пожалей свою Дженни.

— Ну-ка, ну-ка, рассказывай.

— Рассказывать — это сложно. Я лучше покажу.

Он вручил старику фотоаппарат с плёнкой. Заинтригованный Айзек отправился в клетушку-лабораторию. Стэн покурил на улице, побродил там бесцельно, вспоминая прошедший день, после чего вернулся и стал заваривать чай.

— Ух, — сказал Айзек из-за двери, — где ты такую барышню отхватил-то?

— Где положено — в ночном клубе. Певица.

— Вот я примерно так и подумал…

— Красотка же, согласись.

— Да уж спорить не буду. И, говоришь, сбежала?

— Ага. Не судьба, видать.

— А может, оно и к лучшему, сам подумай. Певица в клубе — это сколько же мужиков на неё таращатся каждый вечер, слюни роняют? И сама она, значит, не дома ночью, а там. Какая уж тут семья…

— Айзек, тьфу на тебя. Чего ты заладил? Все разговоры сводишь на одну тему.

— А потому что о главном думаю, в