— Ну а к Марте почему не пошла? — спросил я. — Вы же вроде подруги.

— Не говори ерунды. Мы с ней знакомы полтора дня. Она меня, скорее всего, считала забавной ручной зверушкой. Вчера меня это совершенно не задевало, сам понимаешь… А потом она поняла, что я скоро, ну…

— Потеряешь кондицию?

— Умеешь ты приласкать… Но по смыслу — да, где-то так… Тем более что Марта вечером подцепила какого-то простачка, я оказалась лишней…

Мэгги умолкла и тоскливо покосилась на свою лавку — раздумывала, похоже, о том, нельзя ли тут прикорнуть. Но, вздохнув, отказалась от этой мысли и заглянула в сумочку. Покопавшись там, извлекла мятую купюру и протянула мне:

— Принеси ещё кофе, если не трудно.

Вернувшись с чашкой, я обнаружил, что Мэгги снова держит перед собой листок со своим «портретом». Я затруднился бы описать её лицо в этот миг — она чуть заметно хмурилась, но это была не злость, а нечто иное, трудно определимое. Казалось, вместо рисунка ей подложили кроссворд.

— Странное впечатление… — произнесла она. — Нарисовал цинично, но без издёвки… Как будто обругал, но при этом и посочувствовал… Слушай, скажи мне честно… Да, кстати, как тебя зовут?

— Эрик Белл.

— Так вот, Эрик, давай с тобой без дешёвого политеса. Ответь мне прямо — я тебе отвратительна?

— Ты была отвратительна мне вчера. А сегодня на лестнице я скорее чувствовал раздражение — из-за того, что вынужден с тобой нянчиться. И да, твоя попа сегодня выглядела симпатичнее, чем лицо.

Несколько секунд она буравила меня взглядом, словно решала — залепить мне пощёчину или просто плюнуть в физиономию? Но в итоге не сделала ни того, ни другого, лишь усмехнулась криво:

— Ладно, будем считать, что я сама напросилась. Спасибо за откровенность, рисунок я сохраню… Хотя, знаешь, даже обидно. Раз уж мой… хм… вид сзади тебе понравился, мог бы нарисовать и красками, как положено. У тебя же там холст стоит наготове. А ты только карандашом, наспех…

— Я сейчас не готов использовать кисть.

— В чём проблема?

— Творческий кризис.

— Правда? — заинтересовалась она. — И чем он вызван? Не тех девушек находишь на лестнице по утрам?

До моего сознания вдруг дошёл абсурд ситуации — я сижу за столом с девицей, которая только-только обретает вменяемость после забористого «волчка», и обсуждаю с ней психологические аспекты изобразительного искусства. Впрочем, в нашем чокнутом городе это, пожалуй, норма.

— Свой предыдущий холст я порвал, потому что понял — пишу не то. Или, может, неправильно подхожу к задаче. Но в чём конкретно неправильность, никак не могу понять. Я как будто не вижу главного, хотя смотрю прямо на него. То есть видеть-то вижу, но не в состоянии распознать…

— Да уж, лучше бы я не спрашивала. Ну и как же ты преодолеваешь этот свой кризис? Вот, например, сегодня, пока я дрыхла, чем занимался?

— Бродил по городу, всматривался, сделал пару набросков.

— Знаешь, я иногда даже удивляюсь — почему нелогичными существами считают женщин? А не вас, мужиков?

— Ты это к чему сейчас?

— Да к тому. Если хочешь увидеть всё в другом свете, то зачем куда-то ходить? Просто посмотри по-другому.

— В теории звучит замечательно, но на практике… Стоп, секунду. Как ты сейчас сказала? Увидеть всё в другом свете?

— Выражение такое. А что?

Мне послышался странный звук, похожий на треск радиопомех. Завибрировало пространство за окнами — хотя, может, это был просто ветер, всколыхнувший дождевую завесу. Крупные капли размазались по стеклу, блеснули в свете автомобильных фар — и эти мокрые искры на миг сложились в знакомую комбинацию. В ту, которую я многократно встречал в альбомах.

Передо мной на стекле зажглось призрачное созвездие.

Глава 17

Стэна разбудил стук в квартирную дверь.

Стучали громко, раздражённо, настойчиво. Кем бы ни был утренний посетитель, уходить он явно не собирался. Сыщик продрал глаза, пробормотал ругательство и, натянув штаны, пошёл открывать.

За дверью обнаружилась Кира Вишниц, репортёрша-пиранья.

Не утруждая себя приветствиями, она шагнула через порог и спросила:

— Ты охренел, Логвин? Чего копаешься? Я чуть ли не полчаса колотила, как юная барабанщица. Мне что, по-твоему, больше заняться нечем?

Стэн тихо позавидовал Эрику — наглая Мэгги из дневника, если сравнивать с репортёршей, смотрелась кроткой овечкой. Кира между тем плюхнулась на разобранную кровать, зажгла сигарету и, затянувшись, стряхнула пепел на одеяло. Рядом с собой она положила свежий выпуск «Курьера».

— Вишниц, ну вот чего ты припёрлась? Да ещё и в такую рань?

— Вчера я тебе названивала весь день, но ты где-то шлялся. Вот и пришлось.

— Не припомню, кстати, чтобы давал тебе свой домашний адрес.

Кира пренебрежительно фыркнула. Стэн вздохнул:

— Хотя да, это я глупость ляпнул. От тебя и в сейфе не спрячешься. Так в чём дело?

— Кофе нальёшь?

— Нет.

— Жлоб.

— Вон в той бутылке — бренди, если неймётся. Но наливай сама.

— Я не алкоголичка, чтобы с утра. Тем более что бренди твой — дрянь, дешёвка. Издали вижу. У тебя плебейские вкусы, Логвин. И да, присаживайся, не стой.

Стэн обречённо сел рядом с ней. Она утешительно похлопала его по спине:

— Ну-ну, смирись с неизбежным. И не рычи, всё равно меня не прибьёшь. Во-первых, ты чистоплюй, а во-вторых, я буду громко визжать, и все окрестные копы сюда сбегутся.

— Не сомневаюсь.

— Кстати, о копах. В Восьмом участке они очень словоохотливые, если правильно подойти. А правильно подходить я умею. Улавливаешь намёк?

— Угу. Просклоняла меня в статье?

— А ты почитай.

Он покосился на неё с подозрением, но развернул газету. Заголовок первополосной статьи кричал: «Психопат устроил пальбу в полиции». Имелась фотография Хардинга — его выводили из участка в наручниках. Полицейские боссы, видимо, рассудили, что утечку не скроешь, и сообщили кое-какие подробности, включая имя лунного психа и историю его задержания. А вот фамилия Стэна не промелькнула ни разу.

— Так, погоди… — задумался сыщик. — Ладно, я понимаю, почему копы про меня промолчали. Иначе им пришлось бы признать, что меня и психа буквально столкнули лбами, а значит — спровоцировали припадок… Но ты-то наверняка разнюхала…

— Ха! Да у меня материала хватило бы на