Шрифт:
Закладка:
Сначала англичане свергли короля Карла I, объявив его деспотом. Потом пожили при настоящей диктатуре Кромвеля. Вернули на трон сына убитого короля — тоже Карла, но с номером „два“. Новый король понравился. Но умер бездетным, исчерпав свои силы в половых излишествах. На трон сел его брат Джеймс II. В 1685 году неугомонные подданные во главе с герцогом Монмутом устроили против него бунт. Эта заварушка носила название, которое очень понравилось бы украинскому депутату-радикалу Ляшко: „восстание с вилами“. Джеймс бунт подавил, но через три года был свергнут сторонниками парламентаризма уже без вил, в результате совершенно нелегитимного и безобразного мятежа, который по причине его успешности был тут же объявлен Славной революцией. Чопорные англичане не постеснялись ради её победы прибегнуть к иностранной помощи и отдали трон голландскому принцу — Вильгельму Оранскому, ибо тот согласился, заняв английский трон, ограничить свои полномочия.
Любопытно, что и эту новую, уже, так сказать, „народную“ власть англичане тоже не любили! Когда в 1702 году конь Вильгельма на охоте попал ногой в кротовью нору, а сам король вылетел из седла и вскоре умер, вся Англия пила за здоровье „маленького джентльмена в чёрном жилете“ — то есть этого самого кротика, не подозревавшего, какую выдающуюся роль он сыграл в истории. Видите, до чего островитянам понравилось свергать любое правительство! Даже кротов они зачислили в заговорщики и революционеры.
Это теперь можно с юмором вспоминать те события. Всё ведь кончилось, и трупы забылись! А в страшном XVII столетии англичанам было не до смеха. Быть бы живу! Некоторые из них успели родиться и умереть, так и не дождавшись конца ожесточённой гражданской войны, тянувшейся с перерывами примерно полвека. Знаменитый Уинстон Черчилль, чей предок, герцог Мальборо, вовремя перебежал от свергнутого Джеймса к Вильяму в финале гражданской войны, начало её в своей „Истории англоязычных народов“ описал так: „Брат сражался против брата, отец против сына… С обеих сторон люди шли в сражение, испытывая сомнение, но руководимые верой в высокие идеалы. Но по обе стороны были и другие: распутные придворные, амбициозные политиканы, наёмники, ищущие заработка, готовые поживиться на национальном разобщении… Боевые столкновения и грабежи охватили всю страну. Конституционный вопрос, религиозные конфликты, бесчисленные местные раздоры — всё соединилось в новом всплеске ненависти. Рубеж вражды соответствовал географической границе, которая разделила в XIX веке голосующих за консервативную и либеральную партии. Раскол, наступивший вследствие гражданской войны, давал о себе знать в Англии на протяжении двух столетий, а многие странные примеры его неизживаемости существуют и в нынешней Англии“.
Читаешь, и даже на душе легче становится. Не только у нас бывали трудные времена. В Британии тоже, оказывается, не всё сразу наладилось. Кстати, юность Даниэля Дефо, написавшего „Робинзона Крузо“, пришлась как раз на излёт гражданской войны. Он даже успел сдуру поучаствовать в „восстании с вилами“, о чём читатели „Робинзона“ даже не задумываются. Ценят его совсем за другое.
Но нам ближе и понятнее, конечно же, история собственной гражданской войны — той самой, что началась после падения Российской империи в 1917 году. И события её происходили на территории нынешней Украины, и описаний осталось множество.
Как ни странно, во время междоусобиц большинство населения остаётся дома. Бегают от мобилизаций. Пытаются жить привычной довоенной жизнью. Воюют люди идейные — юные энтузиасты, жаждущие переустроить мир, и люди, переживающие кризис среднего возраста. Первые ещё не успели оценить прелесть жизни. Вторые — уже несколько устали от её радостей, но так и не успели достичь того, на что нацелились в юности, и совершают свой последний большой рывок.
К ним присоединяются наёмники, воюющие за плату. Бандиты, получающие удовольствие от самого процесса убийства. И те безвольные или невезучие люди, кому не удалось избежать принудительного зачисления в ряды солдат.
Идеалисты обычно вскоре разочаровываются в своих идеалах. Ведь чем благороднее идея, тем быстрее она переходит в свинство.
Сын московского купца Сергей Мамонтов был именно таким идеалистом. Он оставил одну из лучших, на мой взгляд, мемуарных книг, описывавших гражданскую с „белой“ стороны, — „Походы и кони“. Мамонтов воевал на Украине, как раз в тех местах, где жили мои предки по отцовской линии, — Гадяч, Зеньков, Полтава. И там, где и сегодня идут бои, — в Донецком каменноугольном бассейне. Славянск, Изюм, Юзовка (нынешний Донецк) значатся в его прямодушном рассказе, как и в нынешних сводках.
Свою армию поручик Мамонтов всеми силами старается обелить: „Красные, упоённые безнаказанностью, доходили до бестиальности, теряли человеческий образ. Мы тоже не были ангелами и часто бывали жестоки. Во всех армиях всегда находятся извращённые типы, были такие и у нас. Но большинство было порядочными людьми. Культурный уровень нашей армии был несравненно выше культурного уровня Красной армии. У нас был дух дружбы. Не только среди офицеров, но между офицерами и солдатами. Дисциплина была добровольная. Никаких сысков и доносов у нас не было. Часть превращалась в семью. Полагаю, что и в других частях было то же самое. В этом была громадная разница между нами и красными. Там господствовал сыск, доносы, и чуть что — расстрел“.
Но есть одно место в воспоминаниях бравого офицера-артиллериста, которое ставит крест на его рассуждениях о сравнительной чистоте носителей двух борющихся идей: „На войне становишься суеверным. У меня с судьбой установился „договор“. Меня не убьют и не ранят, если я не буду делать подлостей и убивать напрасно. Можно было убивать для защиты и при стрельбе из орудий. Это убийством не считалось. Но НЕ РАССТРЕЛИВАТЬ и не убивать бегущих. Я никогда никого не убил самолично, и верно — я не был ранен, и даже лошадь подо мной никогда ранена не была. Страх, конечно, я испытывал, такова уж человеческая природа. Но когда я вспоминал о „договоре“, то мне казалось, что пули перестают цыкать около меня“.
Но большинство не следовало принципам Мамонтова. Охотники расстреливать пленных всегда находились. Как, например, под Бахмачем, где красные потерпели сокрушительное поражение в 1919 году: „Как репрессия за изуродованные трупы был отдан приказ пленных не брать. И как на грех никогда так много пленных не брали. Пленных приводили со всех сторон. И их расстреливали. Красные и не думали о сопротивлении, а бежали отдельными толпами и после первого залпа сдавались. Их расстреливали. А на смену
