17 (30) января переговоры в Бресте возобновились. При отъезде в Брест главы советской делегации Троцкого между ним и председателем СНК РСФСР Лениным было условлено: всячески затягивать переговоры до предъявления Германией ультиматума, после чего немедленно подписать мир. Обстановка на мирных переговорах накалялась.

Германия отклонила предложение допустить к ведению переговоров делегацию Советской Украины и 27 января (9 февраля) подписала с представителями националистической украинской Центральной рады сепаратный договор, по которому последняя обязалась поставить Германии за военную помощь Раде в борьбе с советской властью большое количество хлеба и скота. Этот договор дал возможность немецким войскам оккупировать Украину.

«Кончилось всё тем, что 28 января Троцкий взял, да и объявил на переговорах: Россия-де отказывается подписать мирный договор, однако считает, что война закончилась, и демобилизует армию. Просто так, от себя объявил — и торжественно удалился.

Уже через два дня после беспримерного заявления Троцкого, 13 февраля 1918 года, Коронный совет Германии принял решение о проведении наступательной операции на Восточном фронте. Началось наступление 18 февраля — и оказалось, что немецкие солдаты воевать могут и преспокойнешим образом идут против „русских братьев“, а вот наши как-то не горят желанием вести „священную войну“. У немцев были собранные наспех войска третьего сорта — но русские бежали, даже не пытаясь оказывать сопротивление.

Всего один день понадобился Советскому правительству, чтобы достичь серединной позиции между разумом и верой. 19 февраля под утро на заседании Совнаркома перевесом в один (!) голос всё-таки победили Ленин и присоединившийся к нему Троцкий, которые немедленно отправили в Берлин радиограмму о готовности советского правительства подписать мир на германских условиях.

Буря была страшная. ВЦИК разделился, не в силах определить, одобряет ли он эту телеграмму или намерен её отозвать. <…> И тут выяснилось, что голосовать за войну рабочие и солдаты готовы, а вот идти воевать категорически не хотят. Петроградские рабочие, осознав, что во имя „революционной войны“ под пули придётся идти им самим, как-то сразу „поправели“. Коллективы, один за другим, начали высказываться за „похабный мир“.

В ночь с 22 на 23 февраля новый глава российской делегации в Бресте Чичерин передал условия мира. Теперь они были уже другими, но выбирать не приходилось. Над партией впервые с 1904 года всерьёз нависла опасность раскола. За принятие немецких условий голосовали семь человек (Ленин, Сталин, Зиновьев, Свердлов, Стасова, Сокольников и Смилга), против — четверо (Бухарин, Бубнов, Ломов, Урицкий). К счастью, ещё четверо „левых“ всё-таки воздержались (Троцкий, Крестинский, Дзержинский, Иоффе) — но не потому, что были за мир, а чтобы не допустить раскола в партии.

В 4:30 утра, за два с половиной часа до срока окончания немецкого ультиматума, Ленин получил право всё же заключить мир.

Между тем, даже получив согласие советского правительства, немцы не торопились сворачивать наступление, которое так хорошо шло. 24 февраля они взяли Псков и продолжали наступление. Большевистское руководство не знало, что это была уже не настоящая, а „психическая“ атака. Немцы не собирались брать столицу России. Они хотели добиться капитуляции советского правительства и получить землю и деньги, а не становиться правительством охваченной хаосом огромной страны.

3 марта в Брест-Литовске был подписан новый мирный договор, согласно которому:

Россия теряла польские, украинские, белорусские и прибалтийские губернии, Финляндию, а также Карскую область и Батумский округ на Кавказе. Армия и флот должны быть демобилизованы — впрочем, они и так уже практически не существовали.

Балтийский флот выводился из баз в Финляндии и Прибалтике, а Черноморский полностью со всей инфраструктурой передавался Центральным державам…

Россия выплачивала 6 миллиардов марок репараций, а также 500 миллионов золотых рублей (450 тонн золота) в качестве компенсации убытков, понесённых Германией в ходе революции.

Советское правительство обязывалось прекратить революционную пропаганду в Центральных державах и в образованных на территории Российской империи союзных им государствах.

Разница между первыми и вторыми германскими требованиями — то, во что обошлись Советской России теории „левых коммунистов“.

Но безумие не закончилось — оно продолжалось и дальше. Брестский мир предстояло ещё провести через съезд РСДРП (б) и ратифицировать на IV съезде Советов.

По счастью, опыт „священной войны“ в Петрограде отрезвляюще подействовал на съезд, и тот, при 30 голосах „за“, 12 „против“ и 4 воздержавшихся вынес следующую резолюцию:

„Съезд признаёт необходимым утвердить подписанный советской властью тягчайший, унизительный мирный договор с Германией ввиду неимения нами армии, ввиду крайне болезненного состояния деморализованных фронтовых частей, ввиду необходимости воспользоваться хотя бы даже малейшей возможностью передышки перед наступлением империализма на Советскую социалистическую республику…“

Впрочем, едва ли немцев волновали всякие там декларации. Они добились, чего хотели, — получили украинский хлеб и уголь, а вскоре и грузинский марганец, создали между собой и Советской Россией цепочку буферных марионеточных государств, чтобы впредь исключить всякую возможность реванша». (Е. П.)

Воспользовавшись разрывом переговоров, австро-германские войска 18 февраля в 12 часов дня начали наступление по всему Восточному фронту, стремительно продвигаясь на северном направлении. Были взяты Минск, Киев, Гомель, Чернигов, Могилёв и Житомир. Ленин, учитывая низкую дисциплину и сложную психологическую обстановку в российской армии, одобрял массовые братания с противником и стихийные перемирия.

«Дезертирство прогрессивно растёт, целые полки и артиллерия уходят в тыл, обнажая фронт на значительных протяжениях, немцы толпами ходят по покинутой позиции. Постоянные посещения неприятельскими солдатами наших позиций, особенно артиллерийских, и разрушение ими наших укреплений, несомненно, носят организованный характер», — говорится в направленной в Совнарком записке начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала Михаила Бонч-Бруевича.

Вечером 18 февраля на заседании ЦК партии после острой борьбы с «левыми коммунистами» большинство (7 — за, 5 — против, 1 — воздержался) высказалось за подписание мира. Утром 19 февраля председатель СНК В. И. Ленин направил в Берлин германскому правительству телеграмму, выражавшую протест против вероломного наступления и согласие Советского правительства подписать германские условия. Однако немецкие войска продолжали наступать.

21 февраля СНК РСФСР принял декрет «Социалистическое отечество в опасности!». Началось активное формирование Красной армии. 23 февраля 1918 года германский генштаб после разгрома с 18 по 22 февраля частей Красной армии, которые, бросив фронт, бежали с линии Псков — Нарва, открыв немцам прямой путь на столицу России, предъявил ультиматум правительству большевиков, в котором содержались ещё более тяжёлые условия мира. На принятие ультиматума давалось 48 часов. (Позднее у большевиков хватило наглости утверждать, что под Нарвой и Псковом была их победа, и установить 23 февраля праздник «День Красной армии», который потом трансформировался в «День Советской армии» и празднуется сегодня в России как «День защитника Отечества».)

23 февраля состоялось