Шрифт:
Закладка:
- Ты уверен, что с ними всё нормально? – уточнил Лёва у Камы.
- Да, просто зависли. Посидят немного и пойдут домой, - Кама говорил об этом почти заботливо.
На полу, между парнями, лежал использованный шприц. Один.
- Они кололись с одного шприца? – спросил Лёва с нескрываемым осуждением.
Кама к этому осуждению отнёсся спокойно.
- На каждого торчка шприцов не напасёшься, Лёва.
- Это же опасно.
Кама рассмеялся в ответ:
- А со стерильных шприцов ширяться безопасно?
Почувствовав, как начинает заводиться, Лёва сделал глубокий вдох. Продолжил, стараясь оставаться спокойным:
- Понятно, что это дерьмово в любом случае, но ты заражаешь их всякой… гадостью.
- Это не я. Они сами.
Лёва почувствовал беспомощность перед этой непрошибаемой уверенностью в собственной безгрешности.
- Да как это сами? – спросил он, чуть не плача. – Ты же им это даёшь!
- Могут не брать. Это их выбор.
- Нет, это не их выбор! Они просто… У них проблемы! – закричал Лёва. – К тебе же приходят дети, которым хреново! И они не понимают, что делают!
- А у тебя нет проблем? – спокойно спросил Кама.
- Причём тут я?
Тот пожал плечами:
- Ты ведь не колешься. Почему? У тебя нет проблем?
- Есть, но… - Лёва стушевался. Весь его запал угас. – Просто… Просто у всех свой путь.
- Я с тобой согласен, - улыбнулся Кама. – Я же говорю: это их выбор. Их путь, если угодно.
- И тебе не стрёмно быть проводником на таком пути? – прямо спросил Лёва. – Хорошо спишь по ночам?
Кама кивнул, ни капли не пристыженный Лёвиным вопросом:
- Отлично сплю, спасибо, что спросил.
Не зная, что ещё сказать, Лёва потерянно произнёс:
- У Шевы был ВИЧ.
Он посмотрел на Катю, как бы говоря: вот, это то, о чём я хотел тебе сказать. Девочка замерла за столом, напряженно прислушиваясь к их разговору, и было не ясно: поняла ли она вообще, что это для неё значит?
Кама то ли ничего не знал об их связи, то ли тоже не сообразил, потому что остался в своей непробиваемой равнодушной скорлупе. Холодно усмехнулся:
- Умер он не от этого, как я понимаю?
Лёва уже был не в силах выдерживать его постоянную улыбочку.
- Чёрт, да что ты такое? Тебе правда настолько насрать?
- Лёва, они, - Кама указал жестом на угашенных парней, - умрут гораздо раньше, чем вообще узнают, что больны СПИДом или каким-нибудь там гепатитом. Стерильные шприцы, если ты об этом переживаешь, не спасут их от той участи, на которую они сами себя обрекли. Им дорога заказана. Или что, ты считаешь, что у твоего Юрочки был шанс дожить… ну… хотя бы до двадцати? Ты считаешь, что того, что случилось, можно было как-то избежать? Конечно нет. Не сейчас, так через год, а не через год, так через два, он бы всё равно умер, от вскрытых вен или от передоза. У твоего друга не было ни единого шанса дожить до окончания школы, и я здесь не причём.
Чем дольше Лёва его слушал, тем хуже слышал: где-то на середине речи, после издевательски елейной интонации про «Юрочку», слова Камы стали забиваться ритмичным стуком в Лёвиной голове: «…можно было избежать? Бах-бах… Он бы всё равно умер… Бах-бах… У него не было ни единого шанса… Бах-бах». Лёва чувствовал, как его захлёстывает ярость, но не такая холодная, как было с отцом, а горячая, слепая, застилающая глаза и жаждущая крови.
- Ах ты сука, - процедил Лёва и кинулся на Каму с битой.
Он ударил его один раз, по голове (Катя тут же начала верещать), и когда Кама потерянно схватился за затылок, Лёва, воспользовавшись этой заминкой, сбил его с ног, прижимая к полу, наваливаясь сверху, давя коленом на грудь, а битой, взятой поперек, на горло. Он давил изо всех сил, до боли в собственных руках, а Кама кряхтел, пытаясь хватать ртом воздух, и беспомощно бил ладонями по грязному линолеуму. Катя начала реветь и бегать вокруг них, умоляя Лёву прекратить, но он был в таком бешенстве, что, если бы она всерьёз начала ему мешать – он бы и ей заехал, без шуток.
Когда лицо Камы из пунцово-красного стало превращаться в синюшное, Лёва почувствовал, как что-то холодное упёрлось в его живот и ослабил хватку. Он догадался, что это кнопочник – пока ещё в сложенном состоянии, но Кама успеет выкинуть лезвие быстрее, чем Лёва – задушить его.
Кама, хватая ртом воздух, начал кашлять, снова становясь красным, но руку у Лёвиного живота держал крепко. А Лёва крепко держал биту, хоть и перестал давить. Ярость схлынула, сменяясь тошнотворным, совсем не героическим страхом: ситуация идиотская, он же действительно может его пырнуть.
- Мне тут смертоубийства не нужны, - прохрипел Кама. – Слезай.
Лёва не двинулся, сомневаясь, не выкинет ли Кама какой-нибудь номер?
- Слезай, - настойчиво повторил он.
- Убери нож, - потребовал Лёва.
- Убери биту.
- Ты первый.
Кама медленно отнял руку от Лёвиного живота и отставил её в сторону, как бы демонстрируя свою капитуляцию. Лёва, перекинув биту через плечо, поднялся на ноги, освобождая Каму. Тот быстро вскочил, кашляя и хватаясь за стенку, как будто боится упасть. Лёва наблюдал за ним, не зная, что принято делать после попытки убить человека. Просто уйти?
Кама поднял на него взгляд.
- Ты идиот? Этот спектакль как понимать?
- Как хочешь, - небрежно ответил Лёва, стараясь не показывать страха.
- Ты со мной лучше не шути, Котик, – угрожающе процедил он. – Я больше одного раза в любви не объясняюсь.
Лёва посмотрел на его худые пальцы, украшенные кольцами «под золото». Подумал, что ему не идёт. Потом перевёл взгляд на хмурое лицо.
- Похоже, твоя любовь безответна, - произнёс он.
Кама цыкнул:
- Хату менты пасут, поэтому здесь разойдёмся мирно. Но на улице будь осторожней.
- Спасибо за совет, - кивнул Лёва. – Ты тоже… береги себя.
Он, пятясь, вышел в коридор, толкнул дверь спиной и только тогда, оказавшись в парадной, развернулся и пошёл вниз по лестнице. Хотелось бежать, но бегут только проигравшие, это он понимал.
