На кольце, где Краснопутиловская переходила в площадь Конституции, Лёва услышал, как его догоняют со спины. Крепко ухватившись за биту, он резко развернулся, готовый для удара и, услышав визг, также резко опустил руки.

- Ты дура что ли? – опешил Лёва, глядя на Катю.

Девочка чуть не плакала:

- Это ты идиот! Зачем замахиваешься!

- А ты зачем подкрадываешься?!

- Я не подкрадывалась! Я хотела спросить! Про ВИЧ, - её голос упал на последних словах. – Это правда? Про Шеву?

- Правда, - буркнул Лёва. – Проверься.

- А где?

Лёва назвал ей адрес того центра, куда они ходили с Власовским. Добавил:

- Без родителей не примут.

Катя растерялась:

- А у меня нет родителей. У меня только… он.

Лёва внимательней посмотрел на её лицо: на неровную губную помаду, на кривые стрелки, на толстогубый рот, вечно жующий жвачку. Потом посмотрел ниже, на всё остальное: та же джинсовая куртка, что при их первой встрече, та же короткая юбка. Ему вдруг стало её жалко, просто до слёз: ну почему все такие несчастные?

Чувствуя сырость в глазах, он развернулся и пошел прочь от неё, а она (вот прилипала!) побежала следом, да ещё и крикнула жалобно:

- Эй! Не бросай меня! Я не знаю, что делать!

- Да в смысле «не бросай»? – почти закричал Лёва, оборачиваясь к ней. – Я сам не знаю, что делать!

Она замерла, растерянно глядя в Лёвино лицо, и вдруг, сочувственно сведя брови, дотронулась до его плеча:

- Не плачь… Я тоже тебя не брошу.

Лёва и ____ [22]

Катя шла за ним все три километра – до Лёвиного дома. Сначала она плелась позади, потом рядом с ним, потом вскочила на поребрик и шла чуть в стороне, пытаясь удержать равновесие. Всё это время она болтала:

- В какой школе ты учишься? Я в двести шестьдесят четвертой, хотя туда ехать, блин, сорок минут, но я в том районе прописана, просто не живу, а в этой квартире мы не прописаны, она от бабушки, но мы живём там. Кстати, ты хорошо знаешь математику? Я не очень, не получается с этой тригонометрией разобраться. Ты в каком классе?

- В десятом, - коротко отвечал Лёва на весь этот поток слов, а сам думал: неужели после таких известий это всё, о чём она хочет поговорить?

Когда они подошли к его дому, Лёва шикнул на неё: «Жди здесь», а сам поднялся к себе на третий этаж. Оставил в кладовке биту и прошел к комоду с обувью (к тому самому, за которым они прятались с Шевой, когда взрывали ванну). На комоде стоял телефон и Лёва, взяв трубку, набрал номер Власовского, выученный уже наизусть.

Услышав на том конце провода: «Алло», Лёва перешёл сразу к делу:

- Можешь встретиться со мной? Я её нашёл.

Яков сразу всё понял. Спросил:

- Она с тобой?

- Да.

- Зайдите ко мне.

До этого Лёве не приходилось бывать у Якова дома. Там их встретила бабушка – ухоженная сухонькая женщина, совсем не похожая на настоящую бабушку, скорее так – на маму с поздним ребенком. На ней было свободное желтое платье, слегка волочащееся по полу, крупные фиолетово-бирюзово-малиновые бусы на шее и тюрбан, намотанный на голову. Короче, загляденье. Теория, что Якова в школу одевает бабушка, тут же провалилась – наверное, он всё-таки сам.

- А, вы друзья Якова? – обрадовалась она. – Проходите, я сейчас вас покормлю.

- Да не надо… - начал было Лёва.

Тут и сам Власовский высунулся из своей комнаты, придя на подмогу:

- Правда не надо, ба. Они по делу.

- Что там у вас за дело, которое не состоится, если вы покушаете? – нахмурилась бабушка. – Ничего не знаю, мойте руки и за стол.

Яков виновато посмотрел на Лёву и Катю, а те покорно отправились в ванную мыть руки.

Кухня в квартире Власовского оказалась с такими же индийскими нотками, как и бабушка: мозаичная плитка, фигурки слонов на полках, яркие оранжевые шторы, кухонная мебель с резьбой в виде орнамента. Лёва тогда впервые увидел, что такое выдержанный стиль в интерьере. Не то что у них на кухне: электрическая плитка, холодильник «Бирюса», самодельная кухонная тумба, шкаф для посуды и стол. Кафель голубой, как в больничном туалете, обои потёртые, линолеум старый. Короче, сплошное уныние.

Бабушка Якова кормила их блинами с земляничным вареньем и поила душистым чаем – самым вкусным чаем в Лёвиной жизни. Он пах… В общем, Лёва не знал никаких растений, чтобы суметь описать, чем он пах, но это тоже было новым опытом: оказывается, чай – это не всегда горьковатая жижа коричневого цвета, в которую нужно бухнуть побольше сахара, чтобы стало не так противно.

Он жевал и пытался представить, как они смотрятся со стороны: скинхед, ботаник, крашенная девчонка в мини-юбке и бабуля с чурбаном. Кажется, в комиксах из такого состава сколачивают супер-геройскую команду.

Покончив с чаем, они вежливо поблагодарили бабушку и направились в комнату к Якову. Катя задержалась в ванной («Сейчас, я губы подправлю»), а Лёва, оказавшись на территории Власовского, чуть не потерял дар речи. Стены в комнате Якова были обклеены постерами: афиша фильма «Назад в будущее», Битлы, календарь за 1996 год с Сильвестром Сталлоне, плакат со знаменитым кадром из «Титаника», но дальше – больше: Бред Питт с обнаженным торсом, какие-то непонятные мальчики из музыкальной группы (тоже в небольшом количестве одежды), очень много фотографий с Джеймсом Дином – и одетым, и не очень (чаще не очень), а завершала всю эту феерию мужской сексуальности страница, явно вырванная из женского глянцевого журнала, на которой молодой парень в одних трусах томно возлежал на диване, весь покрытый капельками воды, стекающих по накаченному телу.

Когда Лёва вновь обрёл способность говорить, он спросил только об одном:

- Что это за херня?

- Мои плакаты, - ответил Яков.

- Почему у тебя голые мужики на стенах?

- Они не голые. И тут не только они.

Лёва, всё ещё оглядывая комнату, уточнил:

- Что говорит бабушка по этому поводу?

- М-м-м… Да ничего, - Власовский пожал плечами. – Говорит, жалко Джеймса Дина, хороший был актёр.

- Она… знает? Про тебя?

- Да.

- И что говорит?

Власовский снова пожал плечами:

- Да ничего. Говорит, что так бывает. Чаще, чем кажется.

Лёва мысленно осудил бабушку Якова: