– Так делать-то что? – едва дыша, спросил он. – Я же…

– Переодевайтесь со Степанидой в белые рубахи и начинайте радение, – перебив его, сказал Силантий.

– Может, так сойдёт? – приуныл Куприянов. – Это же всё понарошку будет?

– Нет, вы будете радеть по-настоящему, как в храмовой избе, – усмехнулся Силантий. – Ежели отлынивать вздумаете, это радение будет последним в вашей паскудной жизни.

* * *

Первой не выдержала и упала в изнеможении на пол Степанида Куприянова. Несколько минут спустя её муж свалился рядом.

– Не-е-ет, так дело не пойдёт! – воскликнул Силантий, целясь в несчастных супругов из револьвера. – А ну вставайте, мать вашу! Радение ещё не закончилось!

– Нет больше мочи, аспид, – прошептал Куприянов, тяжело дыша. – Пощади, не изгаляйся над нами, Силашка!

– О чём ты просишь, Макарка? – усмехнулся сосед, глядя на него. – Ещё только полночь и до утра ох как далеко.

– Уймись, Силашка, пощади нас? – взмолился Куприянов. – Не доживём мы до утра, слышишь?

– Это ты верно подметил, не доживёте, если радение не продолжите, – согласился с ним Силантий. – Сам говорил, что на корабле вашем до утра радеют, так что вставайте, соседи мои «дорогие», и пошевеливайтесь. Спасайте свои жизни «богоугодными» радениями.

– Ну… стреляй тогда, бесово отродье, – прошептал Куприянов, тычась лицом в пол. – У нас сил нет даже ползать.

Силантий пару минут смотрел на распростёртые тела Куприяновых, решая, что с ними делать дальше. Наказание за донос в полицию он считал всё ещё недостаточным.

– Будь по-вашему, – сказал он, вздыхая. – Считаем, что радения подходят к концу и завершите вы их обрядом умерщвления плоти.

– Да ты спятил, Силаха? – прорычал в отчаянии Куприянов. – Да ты… – Он поперхнулся и закашлялся. – Да ты…

Силантий снял со стены плеть и бросил её Куприяновым.

– Берите, кто первый?

От предвкушения жесточайшей порки Степанида тихо завыла и впала в ступор. Она перевернулась со спины на живот и закрыла лицо руками.

Куприянов с трудом встал перед мучителем на колени и скрестил на груди руки.

– Прекращай озорничать, Силантий, – плохо слушающимся языком промямлил он. – Ты уже и так вымотал нас без меры.

– Бери плеть, скотина, или я её возьму! – закричал на него Силантий. – А если я её возьму, то до смерти запорю, целого клочка на ваших шкурах не оставлю!

– Уймись, уймись, Силашка? – захныкал Куприянов. – Не бери грех на душу.

– Плевать! – воскликнул Силантий. – Делай что говорю или трижды пожалеешь!

Он подошёл к Куприянову и двинул к нему плеть носком сапога.

– Ну?

Плача и подвывая, Куприянов взял плеть и легонько стеганул ею Степаниду вдоль спины.

– С плеча стегай её, как на радениях положено! – потребовал раздражённо Силантий.

Куприянов ударил плетью жену сильнее. Степанида издала протяжный стон и поползла боком к стене.

– Эй, чего ты гладишь её, Макар! – закричал возмущённо Силантий. – Я же сказал, с плеча хлыщи свою суку! Умерщвляй как следует плоть её грешную!

В сердцах он приставил ствол револьвера к спине Куприянова и взвёл курок. Услышав щелчок, Макар вздрогнул, и панический ужас овладел им. Изо всех сил он стал хлыстать жену.

Изнемогая от дикой боли, Степанида корчилась и визжала. Кровавые полосы на её спине превратились в одно большое пятно. Но жалкий вид изнемогавшей от ударов хлыста супруги не трогал Куприянова. Ради спасения собственной жизни он готов был сделать что угодно.

– Бей, бей, не жалей! – «подбадривал» его Силантий. – Это только на пользу бабе твоей! Лупи суку, покуда святой дух не снизойдёт в её блаженные куриные мозги!

Забившись в угол, Степанида вдруг перестала визжать и лишилась сознания. И тогда Силантий остановил «разошедшегося» Макара.

– Всё, хватит, а то забьёшь до смерти, – сказал он. – Заставь дурака Богу молиться, так он лоб расшибёт.

Силантий забрал у рыдающего Куприянова плеть и посмотрел на Степаниду. Женщина не подавала признаков жизни. Белая рубаха на ней пропиталась кровью.

– Ничего, Макар, не сдохнет Степанида, – «пообещал» Силантий. – Бабы как кошки живучие. А вот как ты порку выдюжишь, сейчас поглядим. Я мыслил, Степанида будет плоть твою умерщвлять, но раз она не может…

Взмахнув плетью, он резко, с оттяжкой начал хлестать ею Куприянова вдоль спины. От жгучей боли Макар весь выгнулся и с диким воплем упал на пол.

– А ты как хотел, гнида? – ухмыльнулся Силантий. – Только учти, не со зла я. Это плоть твоя поганая умерщвляться не хотит.

В течение нескольких минут он хлестал плетью ползающего по полу Куприянова, приговаривая, как на радении:

– Ай, дух! Ай, дух! Ой, эва, ой, эва! Накатил, накатил! Эка радость, эка милость, эка благодать, стал ты духом обладать!

Вскоре и Куприянов перестал выть и двигаться. В окровавленной рубахе, с безумным взглядом и перекошенным лицом, он воткнулся лицом в пол и затих, лишившись сознания.

Силантий швырнул на него плеть и плюнул на пол.

– Уж извините меня, не со зла, от чистого сердца я всё это проделал, – он пнул бесчувственное тело Куприянова в бок ногой. – Всё как положено по обряду вашему. Теперь плоть ваша умерщвлена, и я, со спокойной душой, покидаю вашу скопцовскую лодку.

Не оборачиваясь, он вышел из избы и хлопнул дверью.

4

Сразу же после обеда Иван Ильич Сафронов, вооружившись счётами, засел в своём кабинете, с головой погрузившись в изучение предоставленных приказчиками финансовых отчётов.

Цифры упрямо указывали на то, что торговля идёт из рук вон плохо. От досады Сафронов не раз перепроверил отчёты приказчиков, но…

В дверь постучали, и в кабинет заглянула горничная.

– Чего тебе? – подняв голову, глянул на неё поверх очков Сафронов. – Ко мне никого не пускать и меня ни для кого нет, ступай.

– Э-э-э, негоже так, Иван Ильич? – послышался из-за двери голос Гавриила Лопырёва, и он, отстранив горничную, вошёл в кабинет.

– Будь ты неладен, Гаврила, – поморщился Сафронов. – Не до тебя мне сейчас.

– Как это не до меня? – хохотнул Лопырёв, демонстрируя большой тяжёлый саквояж, который принёс с собой. – Мы с тобой на сегодня договаривались, Ваня.

– Договаривались, помню, – вздохнул Сафронов. – Но сейчас мне действительно не до тебя, Гаврила.

– Что, над цифрами корпишь, Ваня? – скользнул по столу взглядом Лопырёв. – А они тебя не радуют, верно говорю?

– Угадал, не радуют, – вздохнул Сафронов. – Всё плохо. Торговля ни к чёрту, одно разочарование.

– Думаешь, у других дела лучше? – усмехнулся Лопырёв. – Сейчас многие едва концы с концами сводят, время такое.

– Что делать, ума не приложу, – снова вздохнул Сафронов. – Но так продолжаться не может. Ещё чуть-чуть, и вся моя торговля в трубу вылетит.

– Не думай о плохом,