взялся за чай. Задира же решила пойти в авангард: небрежно зафутболив сапожищи на этажерку, она подошла к Ютака и уселась за шахматный столик напротив него. Тот даже не поднял глаз. Дождь колотил по подоконнику, как барабанная дробь.

- Только давай без спешки, - попросила я сестру.

- А я и не спешу. Просто хочу поглазеть, как он играет. Сам же сказал чувствовать себя, как дома, вот я и пытаюсь почувствовать.

Чтобы не паниковать, я решила сосредоточиться на шахматах - благо, в них я могла обыграть даже свой виртуалайзер на максимальной сложности. Ситуация оказалась элементарная: четыре хода белыми - и мат чёрным. Со стороны Синигава-сана чуть потруднее: требовалось шесть манёвров, чтобы закончить весь этот спектакль и перейти, наконец, к обсуждению нашей коллективной провинности.

- Если он предложит партию, я одолею его за пять минут.

- Бла-бла-бла, да, я в курсе, что ты у нас великий гроссмейстер. Если бы только это помогло нам... Хотя-я-я... - Задира прищурилась; она всегда щурится, когда улавливает мои недвусмысленные намеки. - Предложить пари?.. Наш азартный ботаник готов показать коготки?

- Полагаю, это может пойти нам на пользу.

- Сколько бы ни играл против себя, всегда побеждаю чёрными... - протянул Синигава-старший и задумчиво постучал кончиком мизинца по носу. На его безымянном пальце красовалось тонюхонькое золотое колечко с плетёным узором. Обручальное мокумэ-ганэ. «Нобуюки никогда не рассказывал о матери» - задумалась я.

- Значит, подсознательно вы на стороне чёрных, - беззаботно пропела Задира.

- Боюсь, именно так и есть... - положив ногу на ногу, Ютака подпёр грушевидную голову рукой. - А вы умеете играть?

Я усмехнулась. Задира тоже, только вслух:

- Ха, ну как вам сказать... Немножечко.

- И какой цвет предпочитаете?

- Белые. Они делают первый ход.

Сняв очки, Ютака положил их на край стола и внимательно просканировал меня огромными выпученными глазищами. Его безвкусная тонкая ухмылка; его крохотный нос с кошачьими ноздрями; его аристократично-вялые манеры и изысканная вежливость - всё это воодушевило как можно скорее взять ситуацию в свои руки.

- Быть может, я привык замечать то, чего на самом деле нет, но это звучит как вызов.

- А это и есть вызов, - отчеканила Задира, нисколько не смутившись. - Выиграю я - и то, что вы узнали, никогда не выйдет за пределы вашей великолепной фазенды. Выиграете вы... хотя, вряд ли вы выиграете.

- Какая смелая леди, - Ютака принялся выставлять фигуры на исходную; элегантно, будто уже смаковал предстоящее противостояние. - Значит, играем?

- Играем.

Шла ещё только вторая минута шахматного сражения, а Масами и Нобуюки уже стояли над нами, не обращая внимания на вымокшую насквозь одежду и скапливающиеся под ними лужи. Я и сама полностью отвлеклась от того, зачем мы здесь. Не переставая диктовала сестре, куда и чем ей следует ходить. Та послушно двигала фигуры и лукаво улыбалась Синигава-старшему. Поначалу я ждала подвоха, но вскоре полностью погрузилась в партию. Когда мы смахнули с доски обе его ладьи, потом ферзя, а потом ещё и без коней оставили, он утратил весь свой профессорский эпатаж. Побледнел, будто простыл. Наше «шах и мат» прозвучало почти одновременно с моментом, когда засвистел самовар.

- Невероятно... Вы просто-напросто разгромили меня, - пролепетал Ютака, закутываясь в плед, как в кокон.

- Быть может, стоит попробовать ещё раз?

- Прошу реванш.

- Не смею отказать.

Вот оно, это ключевое слово. «Вы».

Оно всё меняет.

Мы вновь победили. Потом ещё раз, и снова, и опять. После пятого поражения Синигава-сан выглядел разбитым. Генерал, взятый в плен, но до последнего пытающийся не запятнать честь мундира.

- Не понимаю. В академии я был лучшим по шахматам. Лучшим из лучших... - без тени обиды пробормотал он. - Какое бы решение я ни принял; как бы я ни пытался вас запутать, вы всегда на шаг впереди.

- В этом и заключается преимущество белых, - с достоинством изрекла Задира.

- А я тебе что говорил? - проворчал Нобуюки, доставая из серванта вазоны со сладостями. - Наша Кими умна не по годам. Шахматы, судоку, шашки, кукуро - всё это пустяки. Видел бы ты, какие пируэты она выплясывает в паутине... - он осёкся, но тут же вывернулся из неловкого положения: - В смысле, все эти программки, софт и прочее. Женская реинкарнация Гилла Бейтса, не иначе.

Синигава-старший предназначенную нам похвалу проигнорировал:

- Обещание я сдержу. Рассказывать никому не стану, хоть и не собирался.

Будь контроль на мне, я бы вздохнула.

- А вот послушать я люблю, - добавил Ютака. - Так что уж соизволь, моя милая девочка, поведать старику, что к чему и чем вы промышляете в сетевых дебрях. К чему вам архивы корпораций, как их можно использовать и какую цену вам за них предлагают? Меня интересует всё... - прищурившись, он принялся натирать очки уголком пледа. - Интересует не как следователя, а как любопытного родителя, который пытается шагать в ногу со временем.

- Кажись, этот фрукт уже созрел для тебя. Сама справишься?

- Попробую.

Мы с сестрой могли бы кокетничать, юлить и искать обходные пути, но я посчитала, что прямо поведать о своих талантах - наиболее логичное решение. Нет, Синигава-сан нисколько не походил на человека, которому можно доверять, но мне хотелось «ударить его в лоб». Ошеломить и рассказать всё начистоту. Отследить и оценить реакцию умного и, что самое важное, зрелого индивида. Страх остался на шахматной доске, и я поведала Ютака обо всём, о чем когда-то рассказывала братьям. Что меня раздражают устои; что нынешняя мораль погрязла в двойных стандартах; что люди не ценят время и с радостью глотают шлак, которым их прикармливают средства массовой информации. Выбор - мистификация. Развитие застопорилось, как треснувший маховик; часовым механизмом с миллионами стрелок управляют единичные пружинки. Пока творцы созидают, другие стравливают и разрушают, ведь больше они не умеют ничего. Анархия уже здесь; извращённая, едкая, зато в красочной обертке. Если бы каждый приносил миру пользу, цивилизация выглядела бы совершенно иначе. Выход лишь один: мачта контроля рухнет, только если раскачать лодку. Разумеется, я не смогла не напомнить о своих выдающихся способностях и стремлении использовать их. О необычных свойствах психики я, естественно, решила не упоминать.

Синигава-сан слушал внимательно. За полчаса моего агитационного монолога он ни разу меня не перебил. Когда я закончила, он сделал из чашки несколько глотков уже остывшего «Майского» и произнёс тоном