Рев: Думаю, злость зависит от многих обстоятельств. Я иногда беспокоюсь о

своем отце, что я унаследовал его жестокость, что когда-нибудь она может проявить

себя. Когда я был маленьким, когда меня забрали от него, я боялся, что все

остальные люди причинят мне вред. Джефф и Кристин предложили записать меня

на тхэквондо, но когда мы пошли записываться, я увидел класс бразильского джиу-

джитсу и захотел заниматься им. Там все дело в захватах. Полный контакт. Они

почти отказали мне. Но тренер убедил их дать мне шанс. И я полюбил занятия.

– Это еще не все, – говорит он.

– Я подожду.

Рев: Я вижу многих ребят, приходящих в зал. И много думаю о том, что они

приносят на маты. Когда я был младше, я был полон страха. Иногда люди приносят

много гнева. Они просто хотят бороться – и это тоже нормально, потому что они

быстро уясняют, что на матах нет места гневу. Точно так же там уж точно не место и

страху. Джиу-джитсу учит контролю. Думаю, это то, что мне нравится больше всего.

Но если на матах у кого-то возникнут проблемы, другому легко это увидеть и

вмешаться. Но как кто-то может вмешаться здесь, если ты не просишь о помощи?

Эмма: Но в том то и дело – разве люди на матах просят о помощи? Или ты

просто приходишь им на помощь? Они вообще хотят помощи?

Рев: Думаю, это зависело бы от ситуации.

Эмма: Что, если бы женщина сказала, что ей не нужна помощь?

Рев: Тогда я не стал бы помогать.

Эмма: Что, если прямо сейчас я скажу тебе, что мне не нужна твоя помощь?

Его спина поднимается и опадает, когда он делает глубокий вдох. Я в напряжении, ожидая, что он будет давить на меня.

Но он не настаивает.

Рев: Ладно.

Эмма: Спасибо.

Рев: Это была хорошая идея. Спина к спине.

Это заставляет меня улыбнуться.

– Делаю, что могу, – шепчу я.

– Шшш, – шепчет он. – Я тут переписываюсь кое с кем.

Я ухмыляюсь и обхватываю пальцами экран. Я больше не хочу говорить о

Nightmare.

Эмма: Я не ожидала, что ты помешан на боевых искусствах.

Рев: А чего ты ожидала?

Эмма: Понятия не имею. Я вообще не ожидала, что ты помешан на спорте, а

потом оказывается, что ты выглядишь «так».

Рев: Я занимаюсь не только джиу-джитсу. Еще муай-тай и йогой.

Я смеюсь и поворачиваю голову.

– Ты не занимаешься йогой. Моя мама занимается йогой и она не выглядит как ты.

Его рука снова касается моей, когда он печатает ответ.

Рев: Это помогает стать гибким.

Эмма: Что такое муай-тай?

Рев: Кикбоксинг. И «ты» не похожа на типичных геймеров.

Эмма: Это наследственное. Мой отец – разработчик игр.

Рев: Вы с отцом близки?

Эмма: Да. Он вечно занят, но... да.

Какое-то время он не отвечает, и я осознаю, что, возможно, для него это

болезненная тема. Впервые его спина напряжена.

Я обхватываю экран пальцами.

Эмма: Я видела шрам. У края твоего рукава. Твой отец?

Рев: Да.

Молния сверкает в небе, а затем раздается громкий раскат грома. У меня

перехватывает дыхание и я вздрагиваю. Текси взвизгивает и заползает под скамейку. Свет

отражается от дождя, запирая нас в этом пространстве.

Рев поворачивает голову, и я вижу краешек его профиля.

– Ты в порядке?

Я коротко смеюсь, но ничего смешного в этом нет.

– Просто не люблю грозу. А ты в порядке?

– Нет. – Его ладонь касается моей там, где она свисает со скамьи. Искры бегут

вверх по моей руке, и мне приходится напомнить своему сердцу, что это просто случайное

движение.

Но затем его ладонь накрывает мою. Я замираю.

– Так нормально? – шепчет он.

Это прозвучало бы так слащаво и невероятно, попытайся я позже объяснить этот

момент. Эта гроза, эта скамейка, эта темнота. Но его дыхание прерывистое, движения

неуверенные и, кажется, для него этот момент так же важен, как и для меня.

– Да, – говорю я. – Хочешь, чтобы я отпустила, чтобы ты мог печатать?

Он вдыхает... и его дыхание выравнивается. Он поворачивает голову и его дыхание

щекочет мне шею.

– Я не хочу, чтобы ты отпускала.

– Ладно.

– Я никому об этом не рассказывал, – говорит Рев. – Мои родители знают. И мой

лучший друг. И все.

– Тебе не нужно мне рассказывать.

Его пальцы сжимают мои чуть сильнее.

– Я хочу рассказать. Я хочу, чтобы ты поняла, почему... почему мне так тяжело

рассказать об этом.

– Я слушаю.

– У моего отца была собственная церковь, – говорит Рев. – Я не знаю, сколько у

него было прихожан, потому что