Шрифт:
Закладка:
– Это сокращенно от священника? Вроде верующего человека?
– Нет.
– Сокращенно от...
Уголки его губ приподнимаются.
– Хочешь продолжать гадать, или мне все же сказать тебе?
– Скажи.
– Это глупо. Мне было семь лет.
– С кажи.
– Ладно. – Он протягивает руку. – А ты продолжай писать.
Я продолжаю. Он говорит.
– Это было кое-что, что я услышал от папы. За обедом. Он профессор колледжа, в
основном политология, так что он постоянно рассказывает о чем-то таком. Когда я
впервые оказался здесь, я вообще едва ли говорил, но прислушивался ко всему. Он
повторял цитату: «Революция – это не яблоко, которое падает, когда созреет. Тебе придется
заставить его упасть». – Он делает паузу. – Меня только– Только разлучили с отцом.
Единственные цитаты, которые я знал, были из Библии. Я запомнил эту цитату и повторял
ее про себя снова и снова.
Я перестаю писать и смотрю на него.
– Революция.
– Да. – Он замолкает, затем дразняще мне улыбается. – Но можешь называть меня
Рев.
– Мне нравится. – Я продолжаю разрисовывать гипс, создавая большие объемные
буквы. – Кто это сказал?
– Че Гевара. Он был хорош в радикальных изменениях.
Я откидываюсь назад.
– Смотри. Что скажешь?
Он смотрит вниз. Улыбка исчезает, но взгляд, который появляется взамен, не
кажется недовольным.
– Ты написала «Бесстрашный».
– Ты не против?
Он проводит пальцами по надписи.
– Нет.
– Ты будешь носить короткие рукава, чтобы другие тоже могли это увидеть? – Я
слегка поддразниваю его, но это серьезный вопрос.
Рев колеблется.
– Ты не обязан, – говорю я.
– Нет. Нет, я хочу. – Он проводит здоровой рукой по волосам. – Думаю... я слишком
долго стеснялся этих шрамов. Я смотрел на них, как на знак того, насколько я подвел
своего отца. И не хотел, чтобы кто-то еще знал, насколько я на самом деле ужасен.
Я беру его обеими руками за здоровую руку.
– Рев.
– Когда в больнице мне накладывали гипс, медсеста сказала: «Ты выглядишь так, будто пережил что-то очень ужасное, сынок». – Рев делает паузу. – И другие люди тоже
мне это раньше говорили. Но вчера... после того, как я увидел своего отца...
– Ты виделся со своим отцом? – Я чуть не сваливаюсь с дивана.
– Да. Но я не хочу о нем говорить. Он больше не заслуживает и капли моего
внимания. Но когда та сестра сказала это, я понял, что она права. Он оставил мне эти
шрамы. Я пережил его.
– Это правда, – говорю я.
Он вытягивает руки.
– Единственное, что я ненавижу – это стих. Когда люди видят строчки, они
начинают читать вслух, и мне приходится...
– Вот. Я это исправлю. – Я открываю черный маркер. И прижимаю кончик к его
руке.
Он замирает. Я поднимаю глаза.
– Все в порядке?
Его глаза очень близко к моим. Он кивает.
Я пишу. Наше дыхание очень громко отдается в пространстве между нами.
– Что ты пишешь? – шепчет Рев.
– Превращаю его надписи в линию колючей проволоки. А над ней пишу:
«Революция – это не яблоко, которое падает, когда созреет...»
Он обхватывает мое лицо. Прижимается губами к моим губам. Его поцелуй
медленный и терпеливый, как и он сам. Касание губ, за которым следует большее.
Когда он отклоняется, лишь немного, я улыбаюсь.
– Я еще не закончила.
– Прости. – Он снова подставляет руку.
– О, это я могу закончить позже. – Я краснею и закрываю маркер. – Я имела в
виду, что не закончила целовать тебя.
Затем я притягиваю его к себе и накрываю его губы своими.