Шрифт:
Закладка:
Я могла его понять.
Я даже могла оценить то, насколько познавательными были его вопли.
Для проведения испытаний лес огородили, поделили на сектора (насколько такое вообще возможно провернуть в бесконечном лесу, конечно) и проложили сквозь него тропы, защищенные щитовыми чарами, чтобы никакая мерзость из местных обитателей не сократила численность обучающихся раза так в два. Тропы пролегали вдоль отмеченных на карте станций, на каждой из которых дежурил наблюдатель, в задачи которого входило выдать команде задание, понаблюдать за кривыми и косыми попытками его выполнить и проставить соответствующие баллы в ведомости.
Правил было не так уж и много.
Нельзя было сходить с тропы.
Нельзя было пропускать станции.
И уж точно нельзя было нападать на наблюдателя.
Обо всем этом ректор наверняка говорил.
К несчастью, уже после того, как мы сбежали от неминуемого нагоняя.
Так что мы просто не могли знать, что выплывшая из леса, зловеще завывающая фигура обмотанная черными тряпками и тянущая к нам когтистые лапы — старшекурсник-наблюдатель первой станции.
И, пока Надежда от страха закрывала глаза, Евжена пыталась вычислить, от кого она опять нахваталась бабочек в животе, Иларион по-видимому пытался выудить из памяти что-нибудь, что поможет хоть немного сжульничать на испытании и получить больше баллов, а Лукьян Хилков старательно делал вид, что он вообще не с нами, мы с Платоном среагировали молниеносно и — почти одновременно.
Старшекурснику стоило бы радоваться хотя бы этому.
Способности столкнулись и задели больше друг друга, чем его.
Тем не менее, теперь с него капало, костюм превратился в лохмотья, волосы стояли дыбом и искрили. В чем бы не заключалось первое испытание — это было явно не оно. Оставалось только надеяться, что с остальными пятью? Шестью? Не важно. Что с остальными мы так не лоханемся.
— Я не буду это чинить, — категорически отказался Лукьян, поймав от меня, Евжены и Надежды перекрестные взгляды разной степени обнадеженности.
— Это просто возмутительно! — продолжал надрываться старшекурсник. — Этот костюм сшила мне моя мамуля!
— Мамуля — это святое, надо починить, — с намеком сказала я Лукьяну, стараясь игнорировать то, что он снова стоял подозрительно близко ко мне.
— У кого как, — сказал он.
И отвернулся.
Было в этом жесте что-то невероятно знакомое и — горькое, так что я предпочла отступить. Ну, провалили и провалили, в самом-то деле. Отвратительное начало не всегда означает полный провал, а с первой попытки и вовсе редко у кого-то что-то получается.
Где-то сейчас наверняка хохотал один Гордей Змеев. Хохотал и благодарил небеса за то, что они избавили его от нашей компании. Ну или будет хохотать, когда узнает.
Подумаешь.
Одна Надежда из всех нас была приличным человеком.
Она несколько раз низко поклонилась, сложила руки в молитвенном жесте и сбивчиво забормотала:
— Господин старшекурсник, простите нас, пожалуйста! Мы не поняли, что это вы! Мы так спешили пройти испытания, что совсем растерялись! Пожалуйста, простите!
Она подняла голову, являя лицо с блестящими от непролитых слез глазами. Я перевела взгляд на Евжену, ожидая увидеть аналогичные эмоции и на ее лице, однако Евжена не собиралась плакать. Она не отрывая взгляда смотрела на Надежду и хмурилась.
— Эй, — шепотом позвала я. — В чем дело?
Евжена вздрогнула, помотала головой и перевела взгляд на меня.
— Я потом тебе расскажу, — пообещала она.
Старшекурсник неловко кашлянул.
— Ладно, я, эээ, могу поставить вам балл за командную работу. Синхронность там какую-нибудь. И еще балл за боевые навыки.
— Пф, — усмехнулся Иларион.
— И то верно, боевые навыки только на полбалла, — покивал старшекурсник, чиркая что-то в ведомости.
— Ты вообще на чьей стороне? — взвился Платон.
— Я даже не сказал ничего, причем тут я!
Я посмотрела в ясное ночное небо.
Это… будет трудно.
— Я не понимаю, почему испытания обязательно должны проходить ночью, — негодовала Евжена, в который раз в полутьме зацепившаяся за очередную корягу и не навернувшаяся только благодаря помощи Платона, который шагал ровно между нами и следил за тем, чтобы ничего не произошло. — Чтобы мы переломали себе ноги? Чтобы нас точно кто-нибудь сожрал? Чтобы жути нагнать?
— Чтобы подготовить нас к тому, что обстановка не всегда будет на нашей стороне, — патетично сказал идущий впереди всех Иларион.
Ему всевозможные камни и коренья под ногами, казалось, не доставляли таких видимых неудобств как всем остальным. Возможно потому, что будучи пользователем дара, связанного с общением с потусторонними сущностями, он имел некоторые преимущества в такой непроглядной тьме.
— Или чтобы поставить всех обладателей дара в равные условия, — в некотором смысле подтвердила мою мысль Надежда. — Ведь есть же те, чьи способности годятся только для темного времени суток. Например, — она отвлеклась, глядя куда-то в сторону, и явно задумалась, — кукольный взгляд.
— Есть такая способность? — удивилась я.
Никогда прежде не видела упоминания о ней в контексте романа. Хотя всевозможных взглядов от потерянных до влюбленных там было навалом.
— А? — растерялась Надежда.
Она так дернулась, словно все это время разговаривала сама с собой и только сейчас поняла, что у ее реплик были и другие слушатели.
— Кукольный взгляд, — повторила я.
— Ой, я просто предположила, — замахала руками Надежда.
Надежда передвигалась на удивление ловко, ни разу нигде не упала и даже не споткнулась. Учитывая то, что она постоянно вертелась, пытаясь удержать в поле зрения абсолютно всех, это было так и вовсе что-то близкое к чуду.
Может, ее фамильный дар уже начал проявляться?
Но тогда мы бы все неплохо видели в темноте. Ведь перед нами бы летело крошечное пекельное пламя.
Лично я ползла как улитка, несмотря на то, как сильно мне хотелось рвануть куда подальше от дышащего мне в затылок Лукьяна. Не то чтобы он так сильно раздражал меня, но отчего-то я постоянно чувствовала неловкость.
— Такая способность есть. Только не у людей, — сказал он.
— Что значит «не у людей»? — я остановилась и резко развернулась, мысленно готовясь к тому, что Лукьян сейчас на меня налетит.
Однако он остановился почти одновременно со мной. Стоял очень близко, это да, но несмотря на сохраняющуюся неловкость я подрастеряла половину дискомфорта от подобной дистанции.
Люди привыкают ко всему.
— Вы, ребята, вообще не открываете учебники? — удивился он.
— Лично я открываю регулярно, — возмутился Платон. — И выбираю тот, что потолще и пошире, чтобы он мне на вас всех обзор загораживал.
— Ну ты-то да, ты-то
