Прочтём его: «4 апреля 1825 года. Твои коммерческие начинания, дорогой Оноре, – а их уже целых три, не то четыре – не идут у меня из головы; писатель должен довольствоваться своей музой. Ведь ты с головой ушел в литературу, так разве это занятие, без остатка заполнявшее жизнь знаменитых людей, посвятивших себя сочинительству, может оставить тебе время для новой карьеры, может позволить тебе отдаться коммерции, в которой ты ничего не смыслишь… Когда человек впервые берется за такие дела, то, чтобы преуспеть, он должен с самого утра и до поздней ночи помнить об одном: надо постоянно заискивать перед людьми, расхваливать свой товар, дабы продать его с прибылью. Но ты для этого не годишься… Окружающие тебя дельцы будут, конечно, все расписывать самыми радужными красками. Воображение у тебя богатое, и ты сразу же представишь себя обладателем тридцати тысяч ливров годового дохода; а когда фантазия у человека разыграется, и он строит множество планов, то здравый смысл и трезвость суждений оставляют его. Ты очень добр и прямодушен, где уж тебе уберечься от человеческой подлости… Все эти размышления, милый Оноре, вызваны тем, что ты мне очень дорог и я предпочла бы знать, что ты по-прежнему живешь в скромной комнате на пятом этаже без гроша в кармане, но зато трудишься над серьезными сочинениями, пишешь, а не занимаешься блестящими коммерческими операциями, которые сулят состояние… А теперь я с вами прощаюсь, господин предприниматель. Будьте предприимчивы, как и положено хорошему коммерсанту, только смотрите, чтобы за вас самого часом не принялись… Не позволяй своей музе слишком долго дремать; мне не терпится увидеть твои новые произведения, прочитать их»{88}.

Как часто Оноре будет вспоминать эти строки, написанные рукой, по сути, умирающей сестры. Милая Лоранс, как она была права! Главные произведения Бальзака ей так и не удастся прочесть…

К сожалению, в день смерти Лоранс Оноре не будет рядом с ней: он гостил в Версале у старшей сестры Лоры, которая на тот момент была беременна. Именно поэтому брат скрыл от неё эту трагическую весть. Зато поделится горем со своей новой знакомой – герцогиней д’Абрантес:

«11 августа 1825 года. Бедная моя сестра отмучилась. Только что прибыл нарочный; я уезжаю и не могу даже сказать, сколько времени отнимет у меня эта горестная церемония и все, что с нею связано. Затем я возвращусь в Версаль… Сестра ни о чем не знает. Не выдавайте же ей печальную тайну этой трагической смерти. Я уезжаю вместе с Сюрвилем. Прощайте, прощайте»{89}.

Жизнь – не русская рулетка: повезло – не повезло. Она слишком серьёзна, чтобы действовать на авось. Больше всех после смерти младшей дочери горевал отец. Его самонадеянность относительно «достойного» жениха сыграла с ним злую шутку…

* * *

Вообще, кто бы как ни считал, случившееся с юным Бальзаком (мы говорим о его любви к мадам де Берни) – прежде всего результат непростых отношений между сыном и матерью, позже названных Фрейдом эдиповым комплексом. Странно, что знаменитый австрийский психоаналитик в своих работах по психоанализу не обратил своего пытливого взора на любовь великого француза к женщине, которая была намного старше его. Хотя, на мой взгляд, не обратить внимание на эту поистине патологическую страсть было просто невозможно.

Осмелюсь пойти дальше: отношения г-на де Бальзака и мадам де Берни до конца не исследованы. Могу предположить почему: влечение юного писателя к «даме бальзаковского возраста» (именно оттуда это понятие) – предмет исследования не публицистов, а именно последователей доктора Фрейда. А также психиатров. Ибо речь, как уже было замечено, о некоем девиантном поведении, если не сказать больше – о патологическом влечении.

К моменту близкого знакомства Оноре с мадам де Берни женщине его обожания сорок пять, она мать девятерых(!) детей – и это только рождённых (несколько детей умерло). Замужество с шестнадцатилетнего возраста и нелёгкая семейная жизнь (с учётом пятилетнего развода) в трудное и неспокойное политическое время – всё это вряд ли способствовало тому, чтобы в свои сорок пять многодетная мать выглядела достаточно соблазнительно для партнёра, который вдвое её младше.

Только не подумайте, что автор этих строк за какое-то неравноправие по возрастному принципу, в том числе в любовных отношениях. Ни в коем случае! Любви, как известно, все возрасты покорны. Другое дело, что страсть Оноре де Бальзака имела явные сексуальные отклонения от принятых в данном обществе неких утвердившихся норм полового влечения. Не беря на себя роль эксперта-психиатра, тем не менее отмечу некоторые особенности отношений великого французского романиста с мадам де Берни.

Итак, у нашего героя налицо эдипов комплекс, прекрасно описанный Зигмундом Фрейдом. Соглашусь, австрийского учёного критиковали, критикуют и будут критиковать. Но то, что Фрейд гениален, – бесспорный факт. И его психоанализ сексуального влечения достаточно уникален. Эдипов комплекс, если кратко, это некое бессознательное (или сознательное) сексуальное влечение, в данном случае – мальчика к своей матери.

Теперь подробнее о той стороне вопроса, которой исследователи-бальзаковеды, судя по всему, не питали особого желания касаться. Возможно, потому, что боялись навредить имиджу своего кумира. А зря. Потому что в подобных рассуждениях нет ни толики какого-либо уничижения.

У Бальзака было несчастное детство. И это даже не нужно доказывать. Если же рассматривать детское воспитание французов в начале XIX века с высоты сегодняшнего дня, то можно говорить об определённой жестокости подобного воспитания. Даже если не учитывать суровые условия содержания бедных детей в стенах частных и монастырских школ, имел место самый бесчеловечный момент – разлука с матерью, тоска по которой изъедала детские сердца, как ржавчина изъедает железо. Отсутствие материнского тепла не только меняло поведение воспитанников подобных заведений, но и коверкало психику детей.

Оноре познал изнанку детского воспитания и человеческого взросления не понаслышке. И это, несомненно, повлияло на его психоэмоциональное здоровье, а в последующем – и на половое влечение. Малыш до четырёх лет воспитывался у кормилицы; потом была череда закрытых учебных заведений. Все детские годы встреча с матерью для ребёнка являлась некой сладкой конфетой в праздничный день. Мать для него была любимой, желанной, недосягаемой и… запретной. Именно запретной, ведь ему не разрешалось быть постоянно при ней. Ни прижаться, ни обнять, ни приласкаться, ни поцеловать, ни даже полюбоваться ею (ведь мама всегда самая лучшая и красивая!). Мать для маленького Оноре превратилась в некое табу, со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Его матушка всегда была вне досягаемости: бо́льшую часть времени она уделяла себе, любимой. И это тоже не прошло бесследно. Как следствие – явления эдипова комплекса, которые,