Так прошло с полчаса, многие уже заснули сном богатырей, как вдруг среди гробовой тишины раздался восторженный крик: «Вода, вода! Воду нашел!» Вся эта колонна мигом воспрянула и ударила бегом к ручейку, протекавшему под самым городом: вода оказалась чистой, свежей, прохладной. Утоливши мучительную жажду, солдаты, уже под смех и говор, разбрелись по соседним саклям, где многие нашли лепешки, сухой урюк и изюм.

Все были уверены, что неприятель отступил для защиты священного города. Каково же было удивление, когда на другой день, еще на рассвете, явились к генералу старшины и объявили, что они, настрадавшись от своеволия беков, от жестокости эмира, теперь с радостью ждут русских как своих избавителей; улемы прибавили, что они будут молить Бога о даровании победы и славы русскому оружию, о даровании здоровья и благополучия Белому Царю, если он не откажется принять их под свою могущественную державу. Старшины пояснили, что они накануне затворили ворота перед своим войском. Часа через два явились новые аксакалы с просьбой занять город поскорее, потому что на выручку Самарканда приближается 20 тыс. шахрисябцев. Тогда ударили тревогу: войска в один миг поднялись, устроились и пошли. Пройдя версты 1,5 по скатам высот, авангард втянулся в сады между высокими стенами, за которыми могла бы поместиться вся вчерашняя армия. Вот еще прошли небольшую поляну, и наконец открылся священный город, некогда столица великого Тамерлана. Правда, он обеднел, в нем не более 20 тыс. жителей, но в глазах азиатцев он все так же велик своими воспоминаниями и продолжает с гордостью носить громкое название «Головы ислама», в то время как Мекка величается его «Сердцем».

Самарканд со времен Александра Македонского считается «вторым благочестивым местом, сотворенным по слову Ормузда». Прежде он назывался просто Маркандом, испытал много превратностей, пережил счастливые времена, знавал и тяжкие невзгоды. Под владычеством арабов он слыл «убежищем мира и науки». Против полчищ Чингисхана Самарканд выставил грозную силу, в рядах которой насчитывалось более ста тысяч. Она не спасла его от страшного погрома. Но мало-помалу город поправился, а через два века стал столицей громадной империи Тамерлана, или Тимура, как его еще называют. К этой эпохе относятся его лучшие памятники, равно как и лучшие воспоминания. Нет нигде в мире столь величественных и богатых по архитектуре медресе (школы), как самаркандские, Все они имеют впереди стрельчатый портик, высоко поднимающийся над бедными низенькими домиками, скучившимися под его громадной тенью. Это преддверие обрамлено двумя такими же высокими столбами и испещрено самыми затейливыми узорами, наподобие лучших персидских ковров. Иногда среди роскошной мозаики красуется изображение персидского льва, что служит указанием, откуда были зодчие. В темной глубине стрельчатой паперти неясно видны другие узоры из фарфора. Над ковчегами мечетей и медресе высоко поднимаются круглые башни, некогда увенчанные пузатыми куполами, теперь поврежденными всеразрушающим временем. Главная площадь города — Ригистан, всегда оживленная толпой гуляющих и ходячими торговцами, обставлена с трех сторон самыми красивыми из самаркандских медресе: Шир-дар (боги львы), Тилла-кари (одетая в золото) и медресе Уллубега, прославленное в XV веке, как школа математики и астрономии. Самая великолепная в Средней Азии мечеть носит название одного из защитников ислама, шейха Зиндеха, погребенного тут же, под одним из камней. По преданию, он должен когда-нибудь подняться, чтобы покорить весь мир вере пророка. Сам Тамерлан похоронен в склепе мечети Гур-эмир, построенной на холме и увенчанной куполом редкой красоты. Богомольцы Средней Азии стекаются сюда толпами, чтобы облобызать нагрудник «владыки мира». Под голубым сводом часовни, покрытым позолотой, лежит надгробие из зеленоватого камня; день и ночь читает над ним мулла святую книгу. Со стороны, обращенной к Мекке, утверждено древко боевого знамени Тамерлана с привязанным к нему конским хвостом. Оно напоминает могущество этого человека, на которого устрашенные народы взирали, как на Бога. Возле зеленого камня лежит другой, черный: это могила наставника Тимура. Таково было его завещание — лежать рядом со своим учителем. В цитадели, которая заключает в себе целый квартал, также есть мечети, древние могилы и дворец бухарского эмира. Один из его дворов, обнесенный прохладной галереей, носит название тронной залы Тамерлана. В глубине двора лежит громадный сероватый камень — «кок-таш», на котором стоял трон. Обыкновенно, один из знатных рабов подставлял спину, вместо ступени, чтобы монарх, ступая по ней, мог занять свое место на троне. Здесь, у подножия этого трона, падали ниц властители Европы и Азии. А теперь, по прошествии 400 лет, полувзвод стрелков, взобравшихся на ворота шейх-зиндехе, кричал русскому главнокомандующему «ура». По обе стороны ворот стояли аксакалы; они пали на землю и просили принять хлеб-соль. По всему пути через базар до цитадели толпились самаркандцы, стар и млад, встречая русских дружными приветствиями: «Аман! Аман!» Цитадель оказалась пустой; дворец эмира был обобран дочиста. Здесь расположился главнокомандующий, а войска — частью за цитаделью, по бухарской дороге, частью в самой цитадели. Победители вели себя беспримерно: ни одна лавчонка не была тронута, несмотря на голод и удручающую жажду. Два дня они ничего не ели. Только к вечеру был доставлен по наряду скот, и на дворе Тамерлана закипела в котлах солдатская похлебка.

По водворении русских ежедневно прибывали окрестные жители с дарами и изъявлением покорности. Каждая депутация предлагала корову, корзину яиц, кусок соли, лепешки. Главнокомандующий одаривал их халатами — шелковыми или бархатными, смотря по достоинству; более почтенные аксакалы города получили на память серебряные медали. Население возвращалось из садов, где оно раньше скрывалось; возле лагеря открылся базар, в городских лавках началась торговля. Все пошло своим порядком; по наружности доверие к нам было полное. Особенно дружелюбно встречали наших солдат евреи, и солдаты относились к ним как к старым знакомым. При встрече с евреем солдат, взявши его за пояс, спрашивал: «Что же ты не снимешь веревки, не наденешь халата? Теперь это можно». И еврей, которому раньше здесь не дозволялось носить иного пояса, умилялся от восторга, чувствовал, что он такой же человек, как и другие.

Однако не все окрестные городки прислали своих аксакалов с изъявлением покорности. Верстах в 30 на юго-восток от Самарканда приютился в тени чинар, на берегу прозрачного ручья, городок Ургут. Его крепкая цитадель, расположенная у подножия горы, состояла из трех стен, одна выше другой. При помощи этой цитадели беки всегда отбивались от войск эмира, почему привыкли себя считать полунезависимыми. Так же думал и Гуссейн-бек, не приславший аксакалов. Для занятия Ургута был выслан небольшой отряд под начальством Абрамова. Сверх всякого чаяния войска встретили столь мужественную защиту, что овладели городом лишь после упорного и продолжительного боя. Скрытые