Шрифт:
Закладка:
Кровь просачивалась между его пальцами, капала на пол, пачкала рубашку и брюки. Клив пытался угрожать мне, но выходило лишь невнятное бормотание. Нос подозрительно сместился чуть в сторону. Большой кровавый пузырь вырос из ноздри и лопнул. Вот ведь жалкий урод. Наконец-то он получил то, что заслужил.
Он снова посмотрел на меня – теперь испуганно, не веря своим глазам. Но я больше не улыбался. Эйфория меркла, сменяясь чем-то вроде сожаления. Да что со мной? Конечно, Клив тот ещё ублюдок, но именно сейчас он был ни при чём, а я просто воспользовался моментом, чтобы выместить злобу и отомстить. Мне стоило огромных усилий не кинуться просить прощения. Куда только делась моя ярость? Я всё больше чувствовал себя негодяем. Я с ужасом осознавал: а ведь, кажется, я ничем не лучше Клива.
Как цунами, на меня обрушились все звуки мира, отчего виски пронзила боль. Позади и по сторонам собралась толпа. Все гомонили, охали и шептались. Кто-то показывал на меня пальцем. Какая-то девчонка из младших классов подскочила и протянула Кливу платок. Одноклассник Клива, имени которого я не знал, подошёл к нему и попробовал утащить в сторону. Я выдохнул, словно долгое время находился под водой.
– Ты… – прошептал сбоку Леон севшим голосом. – Ты как?
Он обращался не ко мне. Я с досадой повернулся к Кагеру. Тот выглядел… расстроенным? Он что, переживал за Клива? Я торопливо отогнал эту дикую мысль: было не до неё. Никто не собирался расходиться. Клив безуспешно пытался остановить кровь. Он запачкал платок, прижимая его к носу. Подоспел кто-то из преподавателей. Кажется, картина перед ним предстала прескверная, раз даже он опешил и растерялся.
За всем случившимся я не заметил, когда успел прозвенеть звонок. Клива увели два его одноклассника, быть может, в медчасть. Я смотрел им вслед, не реагируя на строгий голос преподавателя. Клив оставлял кровавые капли на паркете, словно Гензель со своими хлебными крошками. А меня, продолжая осыпать упрёками, повели в кабинет директора.
Представ перед ним и ещё двумя преподавателями, я не мог вымолвить ни слова. Мне, впрочем, нечего было им сказать. Я не собирался отчитываться, по какому такому праву напал на ученика. Почему я ударил его, словно – цитирую – «неотёсанный низший». Как будто за использование тёмной материи и дуэль меня бы по головке погладили. Они мучили меня около двадцати минут, прежде чем пришли к единственному логичному и кошмарному решению – вызвать отца в лицей.
Я сел в приёмной в дальнем углу, спрятавшись за высоким пышным кустом, подальше от цепкого взгляда секретаря. К костяшкам пальцев прикладывал пакет со льдом, заботливо выданный мистером Аврелем. Кажется, он очень прикипел ко мне ещё с того дня, как я случайно сжёг его кабинет. Мистер Аврель ничего не сказал, но тихонько улыбнулся мне, пока никто не видел.
Хотелось исчезнуть с лица земли, но не потому, что сейчас приедет отец и мне влетит. Просто вся моя жизнь летела под откос, так ещё и я сам активно этому способствовал. Сожаление по поводу Клива потихоньку сходило на нет. Я мысленно успокаивал себя тем, что он говнюк и ему полезно пару-тройку раз получить в нос.
Отец ворвался в приёмную, испугав секретаря и молоденькую учительницу. Я еле держал себя в руках; сердце готово было от страха выпрыгнуть из груди. Сухо поздоровавшись со взрослыми, отец взволнованно посмотрел на меня – и мой желудок прилип к позвоночнику. Меня чуть не стошнило. Нужно будет пожаловаться на это миссис Рипли. Подумать только, у меня свой психотерапевт. Вот это достижение к семнадцати годам.
Отец постучал в дверь и, не дождавшись ответа, скрылся в кабинете директора. Прошло ещё двадцать минут, а потом меня внезапно пригласили.
– Ты ударил этого парня? Кливленда Маккинзи? – спросил отец, как только я вошёл.
Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, как это делал Гедеон.
Я промолчал, опустив голову.
– Вот видите, ни словечка, – вздохнул директор, мистер Сандо. – Мы уже пытались. Вы должны понимать, что отец Маккинзи не последний человек в центре…
– Мы разберёмся и, если потребуется, выплатим компенсацию, – оборвал его отец и вновь обратился ко мне: – Кто научил тебя лезть в драку, Готье?
Он что, намекает на Скэра? Да я ни разу не видел, чтобы тот дрался. А вот наша семейка хороша: Гедеон избил Оскара, отец дал пощёчину Скэриэлу. Почему они все думают, будто Скэриэл плохо на меня влияет, хотя сами творят бог знает что? Конечно, я промолчал. Не хотелось устраивать разборки. По крайней мере сейчас.
– Вы можете забрать его домой. Маккинзи увезли в больницу, таковы правила. Будем надеяться, что его нос в порядке и сотрясения мозга нет. Но то, что произошло, это, конечно, большая проблема для всех нас…
– Я вас услышал, мистер Сандо, – отрезал отец, и директор умолк. – Я всё решу, будьте спокойны. Репутация лицея не пострадает.
Он поднялся, следом торопливо привстал мистер Сандо. Они пожали друг другу руки, и отец первым вышел из кабинета, поправляя на ходу пальто, которое в спешке даже не снял. Я буркнул: «До свидания» – и вышел, стараясь поспеть за отцом.
Мы шли молча, спускаясь по лестнице. Я отставал ровно на два шага. В холле отец чуть замедлился, и, поравнявшись, мы вместе вышли из здания. В напряжённом молчании добрались до парковки, где меня ждал Чарли, а отца – его водитель.
– Поговорим дома. Я по делам, – отчеканил он и сел на заднее сиденье. – Я сказал Чарли отвезти тебя в больницу и проверить руку. Сильвия будет тебя там ждать.
– Я в порядке.
– Это не обсуждается.
Я закусил губу. Дождавшись, когда его машина покинет парковку, медленно побрёл к своей.
От Чарли пахло табаком. Я без настроения сел в салон и прикрыл глаза.
– Плохое утро, малыш? – с неожиданным сочувствием спросил Чарли, садясь на водительское сиденье. Я только тяжело вздохнул. – Что случилось? Тебя кто-то обидел? Мне сказали отвезти тебя в больницу.
– Я кое-кого обидел, – признался я, хотя не собирался с ним разговаривать.
– И как? – что-то в его тоне было лукавое. – Сильно обидел?
– Кажется, я ему нос сломал.
– Ну, может, этот кусок дерьма заслужил это, – довольно проговорил Чарли, выезжая с парковки. – А ты его прям ударил? Ну молодца! Кому скажешь – не поверят. Чистокровный, – неверяще покачал головой он, не переставая улыбаться. – Бывает же… – усмехнулся. – Наверное, этот чувак был полным мудаком и заслужил удар.
– Надеюсь, – поморщился я.
В голову вдруг пришла забавная мысль, что мы с Оливером очень не хотели идти на репетицию вальса к Лаванде. Так и вышло, что мы оба туда не попали.
18
– Не было красных, я взял оранжевые, – проговорил Эдвард, раскладывая на столе в ряд горизонтальные пластиковые лотки для хранения бумаги. – Синие и зелёные купил, как ты и просил.
Скэриэл подошёл ближе, подбрасывая в руке крупное яблоко.
– Подойдёт, – удовлетворённо произнёс он.
Оставив яблоко на краю стола, Скэриэл расставил лотки по цветам: сперва оранжевые, затем синие и чуть дальше зелёные. О чём-то задумался, опёрся руками о стол, качнулся раз-другой на пятках и кивнул сам себе, как будто соглашаясь с чем-то. Украдкой я любовался его уверенными движениями, но старался не попадаться. Скэриэл, словно почувствовав это, расправил плечи, подхватил яблоко и, красуясь, смачно откусил.
– В самый раз. – Он отвлёкся от лотков и, ухмыляясь, взглянул на меня. По его подбородку потекла капля сока, которую он наскоро стёр ребром ладони.
– Для чего тебе они? – спросил я нервно.
Отвлёкшись, я сбился, и мне предстояло заново пересчитать анкеты. На однотипных листах пестрели разные, порой неразборчивые почерки. Некоторые бланки заполнил я сам: не все из опрошенных умели писать.
Скэриэл назвал этот дом в Запретных землях «Домом спасения и поддержки». Под таким громким именем он бесхитростно спрятал название организации, ради которой и начал всё – «Союз проклятых». Как только Эдвард вернулся с документами, где значилось официальное название – по всем юридическим бумажкам здание, как и земля, принадлежали ему, – Скэриэл довольно проговорил:
– Этот
