– Мы гордимся тобой, Бри, – говорит Эмми.

Однако она мешкает. Мы тоже. Никому не хочется говорить Брианне правду – мы боимся, что её новая захватывающая роль всё испортит.

– Очень гордимся! Просто считаем, что тебе лучше отказаться от роли.

Бри будто ударили.

– Отказаться? Вы шутите?

Я сажусь на другой бутафорский камень. Эмми и Джошуа находят пару раскладных стульев. Шум в зале наконец стихает, только у Бри дрожат колени – ясно, что она никак не успокоится.

Ох, добром это не кончится.

– Прежде чем отвечать, выслушайте меня. У меня созрел план. Я сыграю Молли не так, как другие, – сообщает Брианна, возбуждённо поблескивая глазами. – Я не буду переигрывать для пущего эффекта. Я буду вести себя естественно. Ведь она этого хочет, да? Чтобы на её историю обратили внимание? И я этого добьюсь!

– А люди будут радостно кричать и жевать хот-доги. Как раз этого она и не хочет.

Как только слова слетают у меня с языка, я понимаю, что права.

– Я же сказала, что всё понимаю. У меня план! – возражает Брианна.

– Если этот план – не «спасибо большое», в смысле, «спасибо, нет», то он хуже некуда, – замечает Джошуа.

Бри складывает руки на груди.

– Значит, вы согласны с Эмми? Вы все считаете, что нужно отказаться от роли?

Она переводит взгляд с меня на Джошуа, на Эмми и снова на меня.

– Вы видели, сколько народу проходило прослушивание? Практически все!

Она уже визжит. Я знала, что так и будет. Несколько месяцев назад мы с Бри поспорили о каком-то пустяке. Я уже давно об этом забыла, а она дулась целую неделю. Мама тогда сказала, что Бри несдержанна. Раньше я не понимала, что это значит, а теперь до меня дошло. Если Бри расстроена, об этом узнают все. А судя по раскрасневшемуся лицу, она не просто расстроилась – она в ярости.

Эмми гладит её по коленке.

– Конечно, мы видели, сколько народу проходило прослушивание, я до сих пор под впечатлением. Это круто, Бри! Но дело не в тебе.

– Как раз во мне, – огрызается она. – Наконец-то мне выпала возможность показать, что я умею. А если бы повезло тебе, Эм? А? Если бы выбирали фотографа? Или тебе, Мэллори? И, Джошуа… не делай вид, что ты отказался бы, если бы речь шла о художнике!

Она замолкает, и боль в её глазах разрывает меня на части.

– Вы, ребята, считаете, что я не справлюсь.

– Да дело не в этом! – пытаюсь говорить уверенно, но получается не очень.

Глаза Бри полыхают гневом.

– Да ладно! Ты ведь не воспринимаешь меня всерьёз. Поэтому и не пригласила на встречи, где вы обсуждали Молли. Чего я, глупая, жду от тебя сейчас?

Она встаёт.

– Пойду. Может, они соберут новый состав на несколько минут перед уроками, – сообщает она, бросив на нас последний взгляд перед выходом из зала.

По её щеке бежит слеза. Она шмыгает носом и её смахивает.

– Я для вас делала всё. Ходила на выставки фотографий, интересовалась проектами… А вы? Всего один раз не можете ответить мне тем же!

– Бри, погоди, – зову я, но уже поздно.

Она ушла. Я с разбитым сердцем снова сажусь на камень.

– Я её догоню, – предлагает Эмми.

Она вскакивает и убегает.

Джошуа неловко стоит посреди зала.

– Чем я могу помочь? Мне кажется, что я всё испортил. Лучше бы не приходил, вы бы сами тут разобрались, без меня.

– Ничего ты не испортил.

– Хочешь, побуду с тобой?

Я качаю головой.

– Всё в порядке. Иди на урок. До встречи. Мне нужно немного побыть одной. Ладно?

Он кивает и, не говоря ни слова, уходит. Очень хорошо. Будь на его месте моя мама, она бы закидала меня вопросами, а не пустила дело на самотёк.

Я пересаживаюсь поудобнее. Камень явно не предназначен для того, чтобы на нём сидели люди: мой левый бок уже онемел. Оглядывая территорию, соображаю, где бы примоститься. Где-нибудь помягче… Вижу люльку, дерево из папье-маше, стремянку, банку с краской. Глаза останавливаются на банке, на засохших по бокам каплях ярко-красной краски.

И тут же в жилах стынет кровь. Знакомый цвет. До боли знакомый… Бросившись к банке, я пытаюсь открыть крышку. Она прилипла. Стараюсь приподнять её ключом. Когда банка открывается, я ахаю. Я не ошиблась. Кроваво-красная краска похожа на корявые капающие буквы на зеркале в моей ванной. Достав фотоаппарат, я нахожу снимок, сделанный в тот самый день, – всё сходится. Краска та же самая, что появилась у меня в доме. Значит, Молли была здесь! Я ещё раз в растерянности быстро оглядываю место. Как она оказалась за кулисами? Кроме реквизита, здесь ничего нет. Взгляд падает на большую доску, подпирающую банку с краской. На ней витиеватым шрифтом написано: «Фрейя». Наверное, доску прибьют к лодке, которую будут показывать на фестивале…

Я закрываю банку крышкой, и у меня сосёт под ложечкой. Молли зачем-то пришла за кулисы, и явно не для прогулки между бутафорскими камнями. Банка с краской – ещё одна подсказка, быть может, самая важная.

Глава 33

Она снова стоит на камнях. Молли. Спутанные волосы развеваются на ветру, а рваные лохмотья платья прилипают к костлявому телу.

Я пытаюсь подойти к ней, спросить, чего ей от меня нужно, но не тут-то было. Сколько бы шагов я ни сделала, приблизиться не получается, хотя она словно вросла в камень.

За ней туман рассеивается, видна гавань. Целое море людей в костюмах Милой Молли. Туристы. Они выстроились в доках, на их лицах смесь волнения и предвкушения праздника. В воздух с грохотом взмывает яркая вспышка. Я закрываю уши руками, пытаясь приглушить звук, но все вокруг аплодируют.

Из-за поворота появляется большой корабль. На борту написано «Фрейя». Он проплывает мимо. На носу корабля стоит мальчик и машет рукой. Аплодисменты оглушают. В воздух взлетает конфетти и рассыпается оранжево-чёрным дождём. Корабль медленно разворачивается и, покинув гавань, направляется в открытое море.

Как только «Фрейя» исчезает в море, звучит оркестр. И тут я вижу Брианну. Она в белом платье направляется к гавани. Народ на Гонт-стрит расступается, освобождая путь, публика образует туннель, приветственно машет и аплодирует.

С валунов тёмными от ярости глазами на меня смотрит Молли. Повернувшись к радостной толпе, она указывает на неё пальцем. Через мгновение на гавань опускается тёмная туча. Ветер