Горбачев позвонил министру финансов СССР Валентину Павлову.

Тот с порога:

– А-а-а! Опять этот Тулеев со своими просьбами? Вечно у него за той речкой хорошо! Небось денег требует? Ладно, пусть зайдет, я посмотрю.

Но Павлов так толком ничего и не решил, лишь пустых «обещалок» надавал.

А тогда, уходя из кабинета Горбачева, я сказал напоследок:

– Михаил Сергеевич, давайте хотя бы поощрим людей, отметим государственными наградами. Я вот и список подготовил.

Генсек неожиданно легко согласился:

– Ну, это не масло и не молоко. Это можно.

При мне подписал наградные документы. Так генеральный директор объединения «Кузбассразрезуголь» Виктор Кузнецов стал Героем Социалистического Труда, последним в Кузбассе.

Пройдет несколько лет, и в 1996-м Горбачев решит участвовать в выборах президента России.

Прилетел он в Кемерово. Мы встретились, сели за стол узким кругом.

– Михаил Сергеевич, помнишь, сколько раз просил тебя приехать, поговорить напрямую с шахтерами? Может, другой поворот случился бы в истории.

Все ему высказал. Он ничего не отвечал, смотрел молча, только лысина стала пунцовой. То ли от злости покраснел, то ли от стыда. Перед тем как проститься, Горбачев все же спросил:

– Как думаешь, сколько голосов смогу набрать в Сибири?

Я подумал: «Да ты, похоже, так ничего и не понял!» Вслух произнес:

– Непроходной ты…

А что я мог еще сказать? Не уважал его народ…

На следующий день Михаил Сергеевич отправился с предвыборным туром в Омск, где на него напал какой-то сумасшедший, отвесив пощечину. Охрана успела задержать психа…

В отличие от Горбачева, который мог в решающие моменты сдрейфить, включить заднюю передачу, Ельцин шел до конца, не боялся, когда надо, обострить ситуацию, обладал отличным политическим нюхом, хорошо чувствовал, где горячо.

Впервые в Кузбасс Борис Николаевич прилетел в августе 1990-го.

К тому времени Ельцин предельно жестко стал оппонировать руководству СССР. Еще 12 июня 1990 года Съезд народных депутатов РСФСР принял декларацию, фактически признававшую главенство российских законов над союзными. Наступила пора безвластия: Горбачев терял власть, Ельцин пытался ее подобрать.

Борис Николаевич многим людям тогда нравился. Такой, знаете, народный герой. Он выбрал правильную тактику: невзирая на лица, резал правду-матку, демонстративно пересел с положенного высокому начальству шестиметрового ЗИЛа в рейсовый троллейбус (правда, не забыл при этом, чтобы фотограф запечатлел исторический момент братания с народом), работал с утра до полуночи, ходил по районным поликлиникам и лично засекал, сколько времени тратят врачи на прием рядового пациента…

Поначалу мы находили общий язык, хотя Ельцин вырисовывал такие «загогулины», что хоть стой, хоть падай. Расскажу эпизод из его первого приезда в Кемерово. До выборов президента России оставался почти год, но борьба за голоса избирателей уже шла в полный рост. В итоге ведь именно рабочие комитеты Кузбасса выступили с инициативой выдвинуть Бориса Николаевича на пост главы государства.

Освещать поездку Ельцина к нам тогда приехало много журналистов, в том числе иностранных. Я такого раньше не видел: без конца щелкали фотоаппараты, трещали камеры, со всех сторон тянулись руки с диктофонами и блокнотами. Первый день встреч, выступлений прошел напряженно.

Вечером Борис Николаевич вдруг заявляет: «Надоели ваши заседания, вези меня на природу». Ждать Ельцин не любил, сказал, значит, не медли, расстилай скатерть-самобранку. Куда ехать? Выбрали живописное местечко на озере под Новокузнецком. Разожгли костер, накрыли на стол… Пил Ельцин тогда по-страшному, мешая все, что попадалось под руку, – пиво, водку, виски. Я впервые наблюдал такую картину. Самое неприятное, что затормозить Борис Николаевич не мог, а сказать ему хоть слово поперек никто не решался.

Короче, крепко выпил он и отправился прогуляться вдоль частных садовых участков. Я пошел следом – не бросишь ведь гостя в таком «реактивном» состоянии. Между тем Ельцина потянуло на подвиги. Увидел он рукомойник за забором и ломанулся напрямую, приспичило ему руки помыть. В ту же секунду из дома выскочил хозяин с дубинкой в руках, видимо, принял нас за грабителей или хулиганов. Ельцин стоит, покачиваясь, водой себе в лицо плещет, а вокруг него мужик с матюгами скачет, того и гляди шарахнет по башке дубиной! В потемках он, конечно, не разобрал, кто перед ним. Я, как мог, пытался успокоить хозяина дома, не допустить смертоубийства. К счастью, подоспела охрана Бориса Николаевича, оттащила в сторону подопечного. Да и мужик, увидев солидное подкрепление, поутих, предпочел укрыться в доме от греха подальше.

А наша компания вернулась к столу, и пир продолжался почти до утра. Ельцин не успокоился, пока не осушили все запасы спиртного. Я много пить не могу, мне плохо становится, организм не принимает алкоголь в больших количествах. Но и уйти из-за стола тоже не имел права, сидел, терпел. Надо сказать, что личная охрана Бориса Николаевича, включая Александра Коржакова, в ту ночь не слишком отставала от начальника, прилично поддала…

Мне же было откровенно не до веселья, тревожился, переживал. Все-таки не рядовое застолье, а прием высшего должностного лица России! К тому же на следующий день планировалась встреча с рабочими комитетами.

Кое-как добрались до гостиницы. Устроились на ночлег. Пошел прилечь и я, буквально на пару часов.

В девять утра нас ждали на совещании в Доме политпросвещения Новокузнецка. Хочешь не хочешь, а ехать надо. В восемь часов я встал, спустился в холл – никого. Даже дежурная за стойкой куда-то подевалась. Несколько минут я постоял, надеясь, вдруг кто появится, а потом пошел стучаться в номер к Ельцину. Нехорошо на мероприятие опаздывать, на него иностранные журналисты приглашены.

На мой стук никто не ответил. Толкнул дверь и увидел картину маслом: два охранника, как бревна, лежат на полу, Ельцин, неестественно запрокинув голову, храпит на кровати. С трудом растолкал охранников, стали мы вместе будить Ельцина. А он никакой, не можем его поднять. Время идет, я позвонил в Дом политпроса и говорю: «С Борисом Николаевичем хочет по срочному делу переговорить Горбачев, заказали связь, ждем звонка, поэтому на встречу приедем позже».

Наконец Ельцин кое-как поднялся с кровати. Оттащили его в ванную, запихнули в душ. Не помогло, он по-прежнему плохо соображал, еле ворочал языком. Я предложил Александру Коржакову посадить Бориса Николаевича в машину и покатать по городу с открытым окном, проветрить. Накупил жевательной резинки. Поехали.

В дороге Ельцин чуть оклемался. Потом мы еще прошлись по скверу, в стороне от чужих глаз. Во время прогулки Ельцин поначалу опирался на помощника Виктора Илюшина, маленького и тщедушного. Того сразу пригнуло к земле. Пришлось мне предложить свои услуги, взять Ельцина под руку, чтобы тот не упал ненароком. Так вместе и проветривались. Тянуть дальше