дороги, я автоматически вошел в номенклатуру отдела транспорта и связи Кемеровского обкома КПСС. Став завотделом, попал в учетно-контрольную номенклатуру ЦК КПСС. Такой порядок означал лишь то, что без ведома и согласия вышестоящего органа тебя не могли перевести на другую работу. Руководство определяло твою дальнейшую должностную судьбу.

Неимоверно был раздут миф и о привилегиях партийной номенклатуры. Во всяком случае, возглавляя ведущий отдел обкома, я никаких особых благ не имел, раз в год получал премию в размере оклада и бесплатную путевку в санаторий. О благах, которыми пользовалась кремлевская верхушка, мог лишь догадываться, но и они, подозреваю, сильно преувеличены.

Словом, в тех условиях выиграть выборы я не мог по определению, обстоятельства не располагали. Хотя наказы избирателей, просьбы людей, несмотря на проигрыш, старался выполнить. Например, по моему распоряжению ведомственный детский сад № 178 в Кемерове, входивший в систему МПС, был передан ребятишкам, больным церебральным параличом. И сегодня этот детсад остается одним из лучших в городе.

Переживал из-за неудачи я недолго. Она лишь раззадорила, меня по-хорошему заклинило. Не привык мириться с поражениями. Ни в чем и никогда. Уже в следующем 1990 году провел сразу две избирательные кампании – по выборам народных депутатов Кемеровской области и РСФСР. Победил в обоих случаях.

Так я, железнодорожный генерал, стал… рядовым. Честно говоря, не сразу понял, куда попал. Работу на «железке» я любил, гордился, что дослужился до высоких чинов, с удовольствием носил нашу форму. И вдруг оказался среди странной депутатской публики, которая всякую ерунду несла с трибуны: а давайте вот этих уволим, а тем зарплату поднимем. Как и кого уволим?! За счет чего поднимем?! Порой народные избранники гнали дикую пургу, казалось, это сон, цирк и паноптикум в одном флаконе. А мне приходилось сидеть и слушать этот бред.

В облсовете было двести пятьдесят депутатов, почти половина из них пришла из рабочих комитетов, часть успела посидеть в местах не столь отдаленных. Не утрирую, все так и было! Вчерашние зэки решали, как жить и трудиться области. Доходило до того, что законодательные инициативы обсуждали на фене!

Как сейчас принято говорить, контрольного пакета голосов у рабочкомовцев, которые чуть позже стали гордо именовать себя демократическим блоком, не было, но сорвать работу совета эта успевшая привыкнуть к забастовкам публика могла запросто: они дружно выходили из зала заседаний, и сессия теряла кворум, становилась неправомочной. Приемчик использовался постоянно. Чуть что не так – хлопанье дверями. Из-за этих саботажников ничего не получалось решить. Меньшинство диктовало волю большинству.

Когда мне надоедало наблюдать за повторяющимся раз за разом аттракционом, я выходил к микрофону и лупил прямо в глаза все, что думал: «Да какие вы народные избранники?! Трепачи безответственные и пустобрехи. Дай вам волю, страну на радость врагам развалите!» Кто-то недовольно гудел, хотя часть зала аплодировала, поддерживала меня.

На первой сессии нового совета решали организационные вопросы. Когда разговор зашел о кандидатуре будущего председателя, кто-то из депутатов, знавших меня по работе в Междуреченске и Новокузнецке, взял да и ляпнул: «Предлагаем выдвинуть Тулеева!» Сначала я не придал значения реплике: один, не подумав, сказал, остальные еще десять раз успеют мнение поменять.

Но все неожиданно приняло серьезный оборот. Представители рабочих комитетов, с которыми я воевал с трибуны, вдруг решили сделать ставку на меня. Поняв, что дело пахнет керосином, я по старой памяти отправился в обком КПСС, заявил, что категорически отказываюсь от должности председателя. Однако партия уже не обладала реальной властью. Вчерашние коллеги лишь беспомощно развели руками: «Чем мы тебе, Аман, поможем? Сочувствуем…»

Я продолжал изо всех сил отпираться:

– Не пойду! На кой мне областной совет? Даже слышать не хочу! Вот железная дорога – мое место.

Поняв, что в обкоме ловить нечего, я решил заручиться поддержкой министра путей сообщения СССР Николая Конарева. Позвонил и говорю: так и так, не губите, отец родной, позвольте остаться на дороге!

Николай Семенович успокоил: «Раз не хочешь идти в пастухи к депутатам, то и не ходи. Поезжай лучше в Австрию, надо закупать железнодорожную технику».

Ну, я успокоился, перевел дух, решив, что мой вопрос благополучно закрыт. Съездил в Вену, посмотрел на тот самый сыр с плесенью, о котором уже рассказывал… А когда вернулся домой, первое, что увидел, – обращение в газете «Кузбасс» за 8 апреля 1990 года: «Председателем областного совета должен стать человек, способный вывести область из кризиса. Таким лидером мы видим Амана Тулеева». И подпись – «Рабочие комитеты Кемерова и Прокопьевска».

Вот те раз! По инерции попытался апеллировать к Николаю Конареву: «Вы же обещали!» Министр ответил: «Ты думал, я спорить с ними буду?» Все как огня боялись рабочих комитетов! В итоге вопреки воле и желанию моя фамилия оказалась в списке девяти кандидатов на должность председателя облсовета. Что делать? Последняя надежда – фактический самоотвод. Вышел на трибуну и выпалил все, что накипело на душе, говорил резко, категорично, прямо. Рабочее движение назвал антирабочим, разрушительным, шантажистским. Заявил, что рабкомовцы – предатели трудового народа, а их действия приведут к тяжелым последствиям. По сути, сам себе вынес приговор. Как мне казалось, окончательный, не подлежащий обжалованию. Не сомневался, что после такого публичного демарша не получу на выборах ни одного голоса.

Сессия продолжалась шесть дней, за ее работой внимательно следила общественность Кузбасса, в прессе публиковали выступления всех кандидатов на пост председателя облсовета, шла горячая дискуссия, обмен мнениями, отклики, горячее обсуждение…

После своего выступления я на заседания уже не ходил. В последний день работы сессии мне позвонили: «Ты набрал сто девять голосов и вышел во второй тур. Твоего конкурента поддержали лишь двадцать человек… Сейчас начинается повторное голосование».

Я тут же рванул на площадь Ленина, влетел в пленарный зал. Надеялся успеть и остановить процесс. Но куда там! Раньше надо было думать. Мне показали результаты подсчета голосов во втором туре: за мою кандидатуру – сто двадцать восемь депутатов, против – пятьдесят.

Не скрою, еще долго потом я не мог успокоиться, переживал, ночами не спал. Всю сознательную жизнь был хозяйственником, практиком, а тут вдруг: «Включите первый микрофон, теперь – второй… Закон принят в третьем чтении…» Представлял, что так – день за днем, месяц за месяцем. Не моя стихия. Выть хотелось! А вот в облсовет не хотелось совсем. Душа не лежала! Но меня фактически поставили перед фактом, выбрали председателем и, простите за каламбур, лишили выбора. Ведь это было одновременное решение и сессии депутатов областного совета, и обкома партии, на которое, кстати, дал согласие министр Конарев.

В общем, вляпался я