— Ладно если только оленину, — многозначительно усмехнулся Илья.

— Да ну тебя, — поморщилась Лена. — Что у вас за разговоры: злые духи, ножи, мясо, будто мы тут Хэллоуин отмечаем, а не свадьбу! Я понимаю, что ты без ума от своей игрушки, но давай уж поговорим о чем-нибудь более современном. Ты же меня в Москву свозишь? Надо и с папой тебя наконец познакомить, и погулять по крутым местам. На небоскребы посмотрим, которые там сейчас строятся, — потом будет шикарнее, чем в Европе!

— Кстати, Лена, у меня для вас еще кое-что есть, — неожиданно сказала Анна Георгиевна. — Если уж тебе так хочется куда-то поехать, то поживите несколько дней у нас на даче, а мы побудем в городе. Там сейчас очень красиво, погода чудесная, так что устроите себе медовую неделю.

Она протянула дочери ключи и та даже растерялась от неожиданности.

— Ты это серьезно, мам? — спросила Лена. — Вы вправду оставите нас там наедине?

— Я вроде уже тебя отпустила, и знаешь, дома стало спокойнее! Давайте отдохните, пока есть время: потом-то вам не до того будет. Но ты не бойся, это ничего, дело временное.

Дачу Мельниковых Илья еще ни разу не видел и тем приятнее было проводить там время без оглядки на недостаток ремонта. К счастью, на участке имелся душ, а в остальном бытовые мелочи не смущали молодых людей. Пышные кусты сирени, яблоня и дикий малинник источали чудесные ароматы, в воздухе звенели птичьи трели, солнечные блики скользили по теплым деревянным стенам и все казалось пронизано умиротворением.

Впрочем, в первый вечер они слишком увлеклись друг другом, чтобы смотреть по сторонам. Будто желая наверстать упущенное за два нервных дня, Лена обняла Илью, уцепилась ногами за его талию, и он усадил ее на крепкий дубовый столик. Быстро спустив с ее плеч кофточку и сорвав лифчик, он припал губами к груди, которая набухла, окрепла и обрела от летнего солнца матовый персиковый оттенок. Он то осыпал ее легкими поцелуями, то жадно вбирал в рот, порой ощущая молочный привкус, ласкал шею, ключицы, плечи, и доводил Лену до исступления. Она уже не сдерживаясь стонала, вцеплялась ему в плечи и спину сквозь тонкую ткань рубашки, задевая свежие розовые пятна от солнечного ожога. Однако боль была такой сладкой, что ему хотелось просить еще, словно внутри вскрывалось что-то тяжелое и воспаленное. И все дурное истекало вместе с потом, ручейками ползшим из-под его волос. Ее ладони проникли под материю и скользили по его спине, а он надавливал ей между бедер руками, которые все еще оставались прохладными, будто хотел смягчить ее внутренний жар.

— Все, не могу больше, — промолвила Лена и попыталась разжать его объятия.

— Точно? Хочешь, чтобы я оставил тебя в покое? — усмехнулся Илья, понимая, что она имеет в виду на самом деле, и слегка отстранился. Но она снова притянула его к себе, издав очередной стон сквозь стиснутые зубы.

Наконец он покрепче обхватил ее и отнес в маленькую комнату, где было чуть прохладнее — из-за зноя объятия становились болезненными, но они еще больше раззадоривались и хмелели от этой боли. Избавившись от одежды, они улеглись поверх покрывала, сплелись руками и ногами и Илья с легкостью толкнулся внутрь меж ее скользких бедер. Комната, пахнущая сухими травами, отгороженная занавеской от жаркой белой ночи, казалась пещерой, которая соединила в древнем прекрасном ритуале полнокровную славянку и белокожего северянина. За ними будто наблюдал кто-то незримый и заботливый, наставляющий беречь любовь на языке скрипучего дерева, теплого дуновения ветерка, стрекотания вечерних насекомых.

На следующий день, наконец разомкнув объятия, молодые супруги вспомнили о мире за окном, который сейчас казался им новым, фантастическим и огромным. Илья, почувствовав прилив вдохновения, занялся делами — подстриг траву, обработал подгнившее крыльцо известью, выровнял дорожки в маленьком саду. Затем он присел передохнуть на скамейку, откинулся назад и прикрыл глаза. Им вдруг овладело какое-то странное чувство покоя, смешанного со сладкой тревожностью, как если бы на его ладонь сел беззащитный птенец, комочек теплого пуха, которого в любой момент мог унести порыв ветра или голодная хищная птица.

Илья открыл глаза и огляделся. Его не оставляло ощущение, что за ним кто-то следил — то едва ощутимо касался плеча, то трепал волосы, то подталкивал. Обоняния коснулся густой медовый аромат, словно в двух шагах цвели липы, в легком шелесте листвы послышался неразборчивый шепот, а в поскрипывании сучьев из подлеска — приглушенный смех. Но в этих причудливых звуках сквозило что-то теплое, обнадеживающее, хотя Илья все же основательно встревожился. «Уж не напекло ли мне голову?» — подумал он.

Вдруг совсем рядом послышался какой-то шорох и из-за куста выглянула любопытная собачья морда. Она принадлежала молодой, но уже рослой и крепкой беспородной суке с блестящей черной шерстью, острыми ушами и светло-карими, почти желтыми глазами. Собака приблизилась и приветливо ткнулась мордой в колени Ильи.

— Привет, — сказал он и осторожно погладил незваную гостью по шее. Собаке это явно понравилось и она благодарно лизнула его руку.

— Ты откуда же взялась? — спросил Илья, рассматривая дворнягу. Ошейника на ней не было, и хотя она выглядела здоровой и сытой, ему почему-то казалось, что это вольный зверь. От нее пахло как-то по-особому — сухим песком, хвоей, дымом и немного свернувшейся кровью. Собака облизнулась, показав крепкие желтоватые клыки, и Илья решил чем-нибудь ее угостить. В холодильнике нашлась плошка деревенского творога и дворняга с удовольствием вылизала ее дочиста. Потом она растянулась на траве у скамейки, Илья снова ее погладил и с удивлением подумал, что никогда, в отличие от многих мальчишек, не мечтал о щенке. Зато сейчас, когда он дотрагивался до теплой собачьей холки, на него волной накатывало чувство почти детского озорства и безрассудства. В нежных ароматах скромного русского сада вдруг повеяло хмелем и пряностями, с залива донесся соленый океанский дух, а шепот стал превращаться в мелодичные древние напевы.

— Илья, ну где ты там пропадаешь? — вдруг послышался голос Лены. Собака тут же поднялась на лапы и, вильнув на прощание пушистым хвостом, неторопливо пошла в подлесок.

Посмотрев ей вслед, Илья потер затылок, убедился, что голова не болит и не кружится, и пошел к веранде, где его ждала жена. К этому времени Лена собрала в саду поспевшие желтые яблоки и сварила душистый компот.

— Садись, кушать подано, — весело сказала она.