Арчер мысленно пожал плечами и повернул разговор к книгам – теме, где суждения Уинсета, не всегда основательные, тем не менее представляли интерес. Эмигрировать! Как будто джентльмен способен покинуть родину! Это ж невозможно точно так же, как невозможно, засучив рукава, окунуться в дерьмо. Джентльмен остается в своей стране и старается не принимать ни в чем участия. Но людям, подобным Уинсету, этого не объяснишь, и поэтому Нью-Йорк литературных клубов и экзотических ресторанов, при первом знакомстве радующий своим пестрым разнообразием калейдоскопа, в дальнейшем превращается всего лишь в тесную коробчонку, с узором серым и унылым, как однообразие Пятой авеню.

На следующее утро Арчер рыскал по городу в поисках новых желтых роз. В результате этих поисков в контору он прибыл с опозданием и, поняв, что никто этого даже не заметил, вдруг преисполнился дикого раздражения на устоявшуюся бессмыслицу собственной жизни. Почему он в этот момент здесь, а не на песчаном взморье Сен-Огастина вместе с Мэй Уэлланд? Никого не обманывает эта его симуляция активной деятельности! В старых юридических фирмах, таких, как возглавляемая мистером Леттерблером, фирмах, занятых в основном управлением крупными состояниями и денежными вложениями «по старинке», всегда крутились два-три молодых человека, довольно обеспеченных и не имевших карьерных устремлений; они просиживали определенное количество часов за рабочим столом, занятые какими-нибудь мелкими делами или же просто чтением газет. Считалось, что для них хорошо и правильно иметь профессию, в то время как зарабатыванье денег – занятие грубое и, в общем, унизительное, и посвящать время юриспруденции для джентльмена предпочтительнее, нежели бизнесу. Никто из этих людей не надеялся в своей профессии преуспеть и, если честно, и не желал такого, и на лицах каждого из них уже явственно проступала зеленая плесень безразличия и апатии.

Арчер содрогался при мысли, что и он, может быть, начинает покрываться этой плесенью. Конечно, его интересы шире, вкусы – изощреннее, он проводил свободное время, путешествуя по Европе, общался с «умными людьми», о которых говорила Мэй, и в целом старался «держаться на уровне». Но когда он женится, что станется с его жизнью, ограниченной узкими рамками повседневности? Сколько он видел молодых людей, обуреваемых мечтами, пускай, может быть, и не столь пылкими, как у него, а потом, мало-помалу, опускавшихся в трясину спокойного, комфортного и совершенно такого же, как у поколения их отцов, существования!

Сидя в конторе, он послал курьера к мадам Оленска с запиской, в которой испрашивал позволения навестить ее в тот же день к вечеру и просил дать ему ответ тотчас, написав в его клуб, но в клубе записки он не нашел. Вести от нее не было и на следующий день. Такое неожиданное молчание страшно его обидело, и увидев на следующее утро в витрине цветочника букет желтых роз, он прошел мимо. Лишь на третий день он по почте получил весточку от графини Оленска. К его удивлению, письмо было из Скитерклиффа, куда, по-видимому, и поспешили удалиться Вандерлидены, едва герцог ступил на борт своего парохода.

«Я сбежала, – так с места в карьер (без положенных вступлений) начинала письмо графиня, – сразу же после того, как увидела вас в театре, и добрые мои друзья меня приняли. Мне надо было успокоиться и все обдумать. Вы были правы, говоря мне о том, как они добры. Здесь я чувствую себя в безопасности. Хотелось бы, чтобы и вы были здесь с нами». Оканчивалось письмо обычным «искренне ваша», а о дате возвращения ничего сказано не было.

Тон письма удивил юношу. От чего сбежала мадам Оленска, почему у нее возникла потребность чувствовать себя в безопасности? Первой его мыслью было, что ей грозит что-то, прибывшее из Европы, потом ему пришло в голову, что он незнаком с ее эпистолярным стилем и, может быть, ей вообще свойственно прибегать на письме к красивым преувеличениям. Женщины склонны преувеличивать, а к тому же она не совсем в ладах с английским, она нередко и говорит на нем так, будто переводит с французского «Je me suis évadee» – сформулированное подобным образом начальное предложение может означать просто желание избежать скучной череды светских встреч. Вот это – скорее всего, ведь насколько он может судить, она капризна и быстро устает даже от приятного.

Ему казалось забавным, что Вандерлидены увезли графиню в Скитерклифф вторично, да еще и на неопределенный срок. Двери усадьбы очень редко и со скрипом открывались перед посторонними, а холодный уик-энд был самым большим, чего удостаивались там немногие избранные. Но в последний свой приезд в Париж Арчер видел там прелестную комедию Лабиша «Поездка мсье Перришона», и ему запомнилась безмерная и беззаветная привязанность Перришона к молодому человеку, спасенному им из ледового плена. Вандерлидены тоже спасли мадам Оленска от участи не менее страшной, чем быть погребенной подо льдом, и хотя существовало немало иных оснований чувствовать к ней симпатию и привязанность, Арчер понимал, что за всеми ними лежит мягкая, но неуклонная решимость продолжать дело ее спасения.

Узнав, что она в отъезде, он ощутил явное разочарование и тут же вспомнил, что всего лишь накануне отклонил приглашение провести следующее воскресенье у Реджи Чиверсов в их имении на Гудзоне в нескольких милях от Скитерклиффа.

Ему давно уже наскучили эти шумные дружеские сборища в усадьбе «Взгорье» с катанием с гор на санках и по льду на буерах, долгими прогулками на санях и пешком, атмосферой безобидного флирта и еще более безобидных розыгрышей. Он как раз получил от лондонского книготорговца посылку с литературными новинками и еще недавно предпочел бы провести воскресенье дома, мирно наслаждаясь своей добычей. Однако сейчас он направился в канцелярию клуба и, торопливо набросав текст телеграммы, велел служителю немедленно ее отправить. Он знал, что миссис Реджи терпимо относится к внезапно изменившимся планам своих гостей и что количество свободных комнат в ее доме может разрастаться беспредельно.

Глава 15

К Чиверсам Ньюленд Арчер прибыл в пятницу вечером и в субботу прилежно отметился во всех присущих «Взгорью» ритуальных увеселениях.

Утром он вместе с хозяйкой и несколькими из наиболее стойких гостей катался на буере, после полудня он в сопровождении Реджи ходил «осматривать ферму» и слушал в чудесно оборудованной конюшне долгие и впечатляющие рассуждения о конских статях; после чая он беседовал у камина с молодой особой, признавшейся ему, что была в отчаянии, когда узнала о его помолвке, но сейчас сама надеется на скорый брак, о чем и спешит сказать ему; и,