Расстроившись, Анна заглянула на сайт работами отца. Почти всю главную страницу занимала новая картина. Анна увидела её впервые.

На переднем плане в длинном причудливом платье стояла девушка. Чёрные волосы развевались по ветру, зелёные глаза бесхитростно смотрели в мир. Позади помещался полупрозрачный лик женщины. Прекрасная и надменная, с властным и жёстким выражением смотрела та в спину девушки. Вместо волос клубилась и свивалась кольцами вьюга. А по краям полотна узорами сплетался иней.

В который раз поразилась Анна мастерству и таланту отца, а ещё испугалась немного – в девушке узнала она себя, в прекрасной женщине тоже разглядела свои черты.

Анна никак не могла оторваться от картины, когда в окошко поскреблись настойчиво. За стеклом мелькнула знакомая кошачья мордаха.

Анна приоткрыла раму, пригласила:

– Залезай!

– Да не, я тутачки посижу. Воздух свежий и вообще… Я тебе гостинчик доставил. От бабуси. Принимай передачку.

Дворовый протянул корзинку, покрытую белой вышитой салфеткой. Внутри, румяные и тёплые, лежали аппетитные пирожки.

– С капустой да картошечкой, – облизнулся кот. – Тольки из печи.

– Угощайся, – предложила Анна.

Но дворовый отказался.

– Я ужо подъел чуток, не сдержалси. Скусная пища! Оня с кикой напекли.

– Как она?

– Терпит да дни считает. О тебе скучает, привет шлёт. А вот кума с кумом маютси.

– Это какие?

– Кикуня с суседушкой. Измучилиси ужо в дому сиднем сидеть. Бывалоча на крылечке соберёмси, посидим рядочком. А то к дальнему куму до баньки добредём. Там-то веселье!

– А шапка чья была? – живо поинтересовалась Анна.

– Дык, кума баенника. Шапка непроста, ежели взад перевернуть, невидимкой сделаешьси. Так то.

– Без шапки не получается? – удивилась Анна.

Кот смутился:

– Я табачок у деда таскаю. Ихний домовик злющий. Ни за что не пропустит! Дык я в шапке р-р-раз и прихвачу малостю. Мне много-то не надо.

– И он тебя не видит?

– Когда сма в невидимку перекидываюси – враз просекает. А в шапке нет. Не примечает. Хорошая штука. Жаль, кум жадничает, редко одалживает.

Когда кот уковылял прочь, Анна задумалась, чем бы его отблагодарить. Понравился ей беззлобный и забавный дворовый.

Вот только, что он любит? Кошачьего корма ему купить? Он же вроде как кот. Или лучше сигарет?..

Размышляя о том, Анна прошла на кухню, выложила на тарелку пирожки, похвалилась:

– От бабы Они передачка!

– Вишь, неугомонная какая! Заботится о тебе, – улыбнулась Грапа. – Давай почаевничаем что-ль.

Чаем называла она травяную смесь, заваривала в прозрачном чайничке свежий тимьян, добавляла к нему веточку розмарина, листочки мяты. Свежестью летней пахло от такого напитка. А ещё хвоей да зимними праздниками.

– Шустрый у Они дворничий. Ты несколько монеток ему подари на забаву.

– Зачем?

– Станет пересчитывать и радоваться, всё развлечение.

Анна спросила про лунницу – мол, что за знак такой.

– Знатный оберег! Особенно если по роду передаётся. От порчи да взглядов урочливых, от наветов недобрых. Ну, и любви да ладу семейному способствует. А почему интересуешься?

– Да так… Интересно стало, – Анна решила пока умолчать про свою давешнюю находку.

Грапа посмотрела на часы и поднялась:

– Пора уже собираться к Матрёше. Ты отправляйся, а я уберусь тут.

– Давайте лучше я сама. Не ждите меня, я быстро.

5

Про обретённое бабушкино наследство Анна собиралась рассказать всем сразу. А ещё хотела посоветоваться, спросить, как правильно выбрать себе оберег.

Чуть задержавшись, подошла она к летней кухоньке, густо увитой побегами плетистой розы. Только постучать не успела, невольно услышав о чём собравшиеся ведут речь.

– Как же мы прозевали? Заморочила Анька всех! Прикинулась невинностью святой!

– Тоська, не наговаривай на девку-то! – проскрежетал недовольно дед Семён. – Хорошая она. Непутёвая малость, это да. Но добрая, нет в ней зла!

– Прав Семён, – согласилась Грапа. – Думаю, девочка и сама не ведает свою судьбу.

– Я как увидала – чуть не рухнула! – возбуждённо вступила Матрёша. – Не поверила глазам! Ровненькие линии по ладони крестом сходятся, да на концах по чёрточке! Марова метка!

Анна взглянула на ладони – линии и чёрточки переплетались меж собой и совсем не походили на крест.

Марова метка! Что она означает? Когда появляется? Для чего? Неужели, теперь ей придётся прислуживать Маре? Попасть под её власть? Вопросы закружили в голове, настроение мгновенно испортилось, и Анна передумала, не захотела присоединиться к собравшимся.

Вернувшись в дом Грапы, сразу достала лунницу, продела в дужку простой серый шнурок да повязала на шею. Замерев, прислушалась к своим ощущениям, но ничего не произошло.

Тяжёлое украшение только давило на грудь, тянуло шею.

Анна раздражалась, но терпела, всё ждала особого знака или перемен, про которые писала бабушка.

Однако ничего не происходило. Не хлынули в голову бабушкины знания и секреты, не появилась сила – никак не проявил себя обещанный в наследство дар.

В растрёпанных чувствах вышла Анна во двор, выглянула за калитку.

Скоро вернётся Грапа. Возможно, придут и девчата.

Вот только ни видеть их сейчас, ни разговаривать с ними не хотелось.

И она побрела в сторону от дома, без всякой цели, просто так.

Незаметно для себя Анна вышла к реке.

Солнце давно скатилось за край, теперь луна хозяйкой оглядывала окрестности, посылала вниз прозрачно-призрачный, зеленоватый свет.

Ночь трепетала. Шептались ивы. Камыш шелестел чуть слышно.

Шуршала и потрескивала сама темнота, подрагивая, шевелилась в лунном свете.

Расстроенная, сбитая с толку, присела Анна на берегу, задумалась о жизни.

Наверное, права была мать – не стоило ничего менять.

Возвращение в Ермолаево оказалось напрасным.

Все те, к кому она так стремилась, не приняли её в свой круг.

Осторожничают, умалчивают о чём-то… Словно считают её недостойной. А может опасаются чего-то?..

Но ведь и мать не понимает её, а отец вечно занят своими картинами.

Тимофей – тот жалеет и только… Баба Оня скрывается, избегает…

Никому до неё нет дела! Никому она не нужна!..

До того невмоготу сделалось Анне от этих мыслей, что сорвала она лунницу и зашвырнула подальше в реку.

Бесшумно скрылся оберег под водой.

И замерло на миг сердце, сжалось в тревожном предчувствии.

В том месте, где затонула лунница, поднялась голова – тёмная да гладкая, как у змеи. Скрывшись, вынырнула поближе. И выдвинулось в полный рост из реки нечто вроде цапли. Худое да узкое, ряской залепленное, постояло да пошло к берегу, высоко вскидывая длинные ноги.

А по земле брели к Анне другие существа – бледные и расплывчатые, почти бестелесные девы.

Вскочила Анна и сразу оказалась среди них, в самом центре нечистого хоровода. Взявшись за руки, двинулись водяницы по кругу, на протяжной унылой ноте завели монотонное пение, без слов, без смыслов. Голенастое нечто застыло неподалёку. В когтистой лапе сжимало оно лохматый венок из спутанных водорослей.

Поворачиваясь за водяницами, принялась Анна креститься. После осенила знамением нечисть. Но не испугались существа, продолжили кружение. И пели, пели!..

Тимофеева дара – обережного мешочка, что охранил от хомутницы – больше у Анны не было.

Лунницу она утопила. Да и неизвестно ещё, помогла бы та или нет.

– Кто-нибудь, сюда! – позвала Анна, и закричала громче, что есть силы. – Сюда! Спасите! Тону!

– Что ж такое