Очень трудно, но все же возможно. Не для меня, и определенно не сегодня.

«Итак, вы все знаете, потому что вы – Бог».

«Именно, даже если вы не верите».

«Сейчас вопрос не в том, во что я верю, Лиза. Сейчас вопрос в том, кем, вы себя считаете и что хотите сделать. Вы утверждаете, что вы Бог, и знаете наверняка, что все человеческие существа, включая детей, рано или поздно согрешат. Правильно?»

«Да, но я не пойму, куда вы ведете».

«Я всего лишь хочу разобраться, что я здесь делаю. Если вы точно знаете, что все согрешат, а вы – Бог, значит, вы не предоставили никому из нас возможность избавления. Из чего следует, что грехи, в которых вы нас обвиняете – предательство и неблагодарность – ненастоящие, поскольку у нас никогда не было шанса поступить по-другому, если следовать вашим рассуждениям. Если нет возможности не совершить грех, то как можно спастись? Как я могу убедить вас пощадить людей, которые уже обречены, несмотря ни на что? Зачем вы меня наняли, Лиза?»

Лиза поправляет очки. Я делаю еще один глоток прекрасного горячего кофе. Хочу есть. Перед тем как выйти отсюда, куплю печенье или чипсы. А может быть, и то и другое. Внутри меня шла борьба между неокортексом, утверждавшим, что сегодня я поел достаточно, и лимбическим мозгом, нашептывающим, что я заслуживаю дополнительного удовольствия. Победил последний.

«Я наняла вас, чтобы понять, истреблять ли человеческий род».

«Вот именно! Если вы меня наняли для этого, возможны лишь два варианта: либо вы считаете, что кто-то может спастись (и тогда есть противоречие с тем, что вы мне только что сказали), либо вам придется признать, что вы настроены простить, в случае если все, просто все и каждый согрешили. Третий вариант я вам даже озвучивать не буду: если первые два не годятся, значит, вы ошиблись, нанимая меня. Но Бог ведь не ошибается. Следовательно, либо кто-то может спастись, либо вы готовы всех нас простить».

«Тебе шах, дорогуша! Теперь попробуй ответь на это».

Пока она думает, я размышляю над тем фактом, что мои слова «простить нас», в конечном итоге показывают, что болею я за всех нас, ребят на этой Земле, которые так отчаянно ищут хоть лучик солнца в своей жизни, что часто забывают: солнце внутри них самих. Так боятся, что их осудят себе подобные или какое-нибудь божество, что забывают: рай и ад всегда были и остаются всего лишь тем, как мы видим результат своих действий. В «простить нас» есть и я, «толстяк», который, пожалуй, так и не осознал, что похудел, и моя малышка, которая переживает, что снизится ее средний балл, о котором мне не приходилось даже мечтать. Есть пакистанский владелец магазина, ведущий тяжелую жизнь, чтобы содержать семью в стране, из которой он приехал (рассказал как-то вечером, когда мы перекинулись парой слов), есть мама, бредущая с коляской одна холодной ночью.

Лиза продолжает шагать, сложив руки за спиной и слегка наклонив голову вперед. На мгновение меня охватывает страх, что она слетит с катушек и захочет испепелить мне мозг. Потом напоминаю себе, что она не Бог, а в офисе я мог почувствовать себя плохо от того, что упало давление. Однако чувство тревоги не уходит.

«А вы молодец, Леонард. Полностью заслуживаете свою славу. Теперь попрощаемся, вы, наверное, хотите отдохнуть. Я возьму несколько дней отпуска и вам советую поступить так же. Передайте от меня привет Элизабет».

Я абсолютно уверен, что никогда ей о дочери не говорил.

Я останавливаюсь. Она останавливается.

«Откуда вы знаете про Элизабет, Лиза?» – спрашиваю я низким глубоким голосом, который не подразумевает возражений.

«Я много чего знаю, Леонард. Знаю, что дочь женщины, которая только что вышла из магазина, погибнет в двадцать шесть лет в аварии на дороге. И что любезный хозяин этой лавочки никогда не вернется на родину, так как через два месяца узнает, что его жена спит с его братом».

«Туфта», – парирую я. – «Недоказуемо. Трюки второсортного фокусника».

Она искоса взглядывает на меня.

Коробки с печеньем за ее спиной начинают падать на пол. По одной. Одна за другой. Полки пустеют: повсюду летят продукты. Я не сразу соображаю, что происходит. Похоже на сцену в библиотеке из фильма «Охотники за привидениями», когда духи заставили книги носиться по всей комнате.

Я не понимаю. Она улыбается. Затем свет гаснет. И вновь зажигается. А ее нет.

«Фома неверующий», – звучит у меня в голове.

Тем временем появляется Абдул, крича что-то на арабском (кажется).

Фома неверующий. Да, нисколько не верующий. Но кого это волнует?

Она исчезла, а я в смятении. Бросаю печенье и с достоинством удаляюсь, пока Абдул не набросился на меня. Шагаю к дому, осмысливая произошедшее и изо всех сил стараясь найти логическую связь событий. Меня чуть не сбила машина, которую я не заметил, но, наконец, оказываюсь дома. Я забыл про Джеймса, а он там, смотрит что-то на Нетфликсе (боже благослови Нетфликс). С ним я тоже сегодня не хочу говорить. Но буду. «Решай вопросы по мере их появления» – еще одна моя мантра. Все, что ты откладываешь, превратится в еще более настоятельную необходимость завтра. Любая большая проблема сначала была маленькой.

Я устраиваюсь на диване и возвращаюсь к своему Торбато. Сигара потухла, уже не вернуть. Некоторые утверждают, что сигару можно зажечь повторно, но я считаю это кощунством.

«Джеймс, фидбэк по поводу того, что случилось ранее».

Он выжидающе на меня смотрит.

«Пока я разговаривал с Лизой», – говорю я, прихлебывая божественный нектар, – «я несколько раз замечал в тебе признаки волнения».

«Да, я возился на стуле».

«Именно. Ты знаешь, как я думаю: контроль у тебя. И ты должен к нему прибегать. Ты должен помешать себе самому навредить себе же. Я понимаю, что иногда это нелегко. В то же время речь идет об использовании твоего мозга для получения желаемых результатов, нужно сказать ему, что он должен делать и убедиться, что он это сделал. Поэтому, вне зависимости от того, как потом развернулись события,