новую схему, новую ментальную привычку или поведенческую модель. Говорят, что ключ к успеху лежит в повторении. Я отчасти согласен, в том смысле, что если повторять тысячу раз одну и ту же бессмысленную ерунду, ты всего лишь тысячу раз повторяешь одну и ту же бессмысленную ерунду. Но в некоторых случаях действительно полезно повторять какие-то вещи, не слишком о них задумываясь, чтобы заполучить другие привычки или убеждения, даже не заметив, как это случилось.

«Леонард», – слышу я голос самого харизматичного во всех мирах человека, которого я ранее не заметил, но который, судя по всему, здесь присутствовал.

Каким-то чудом все успокаивается, и жизнь возвращается в боле или менее нормальное русло. Ангел убирает руки, которые были протянуты ко мне, и я догадываюсь, что это Ариил, та, что исцеляет. У нее хорошо получается. Я ставлю ноги на пол и беру стакан воды, который мне протягивает Люцифер, появившийся неведомо откуда в своем потрясающем сером костюме в мелкую белую полоску.

«Что случилось?» – спрашиваю я, быстро обводя глазами присутствующих в комнате. Джеймс хочет заговорить, но вижу, что сдерживается.

«Случилось то», – говорит Люцифер, – «что ее величество вышла из себя, когда вы чересчур смело набросились на нее со своими вопросами. И на мгновение показалась та ее сторона, которую вам лучше никогда не видеть. Гавриил вмешался, а то вас уже не было бы на этом свете. Разметало бы по разным местам. Кусочек там, кусочек здесь, а душа бог знает где. Гавриил – один из немногих, кому удается успокоить Лизу, если называть ее земным именем. Помимо меня, естественно. Потом, когда вы лишились чувств, Лиза исчезла, а два ангела перенесли вас ко мне в квартиру. И вот вы здесь».

«Вдыхай, выдыхай, сконцентрируйся», – проговариваю я себе, прежде чем заговорить.

«Я думал, вам нельзя приближаться к Лизе», – обращаюсь я к Люциферу, оглядываясь вокруг, чтобы заметить что-нибудь полезное. На первый взгляд похоже на жилье высококлассного топ-менеджера. Черный мрамор, произведения искусства на стенах, немногие предметы обихода. Никаких козлиных голов, никаких пентаграмм, нарисованных кровью. Вместо них стереоустановка, которая, должно быть, стоит целое состояние. Познакомившись с предполагаемым Богом и предполагаемым князем тьмы, должен признаться, что совершенно не согласен с тем, что обычные люди о них думают. Я мог бы книгу написать, что сейчас очень модно.

«Так и есть. Но запрет распространяется лишь на нее. Я могу вступать во взаимодействие с ангельскими созданиями», – говорит он, а потом добавляет, глядя с улыбкой на Ариил, – «это, вдобавок, еще и приятно».

Очаровательно. Люцифер во плоти путается с самыми красивыми ангелочками из всего ангельского хора. Кажется, я попал в кино.

«Никакого кино», – говорит Бетани, и я начинаю лихорадочно соображать, потому что не переношу, когда кто-то обнаруживает, о чем я думаю. Я всю жизнь работал над тем, чтобы оставаться непостижимым. И не понимаю, как они это делают. Читают по губам? Я проговариваю свои мысли вслух сам того не замечая?

«Вы меня достали», – произношу я, вставая. Я выразился грубо, чего обычно стараюсь избегать (в том числе и по той причине, что когда я так делаю, все замечают).

Куколки делают шаг назад. Ого! Добрый Леонард умеет ругаться.

Люцифер по-прежнему стоит передо мной. Смотрит и улыбается, как всегда.

«Вы мне вынесли весь мозг своими играми и загадками: Бог, ангелы и все это дерьмо из философских книжек. Не знаю, что за шутки вы затеяли, но с меня хватит. Вы достаточно развлеклись. Завтра утром я верну аванс, который получил, и пусть ваша хозяйка засунет его себе сама знает куда. Ей куда полезнее было бы потратить эти деньги на нормальную одежду и депиляцию волос под носом. Господи!»

И ангелы делают еще один шаг назад. Ого! Добрый Леонард поминает имя божье всуе.

«А с тобой», – я грозно обращаюсь к Джеймсу, – «нам еще предстоит разговор наедине!» Уж не знаю, чего я на него накинулся, но что сделано, то сделано.

«Леонард», – говорит мне Люцифер спокойным убедительным голосом, – «вы не можете вернуть деньги и не можете отклонить предложение. Вы заключили договор с Лизой».

«Срать я на него хотел. Сейчас отправлю письмо в банк», – обещаю я, доставая телефон из кармана брюк. – Отправлю е-мейл и верну вам, точнее верну Лизе ее деньги. Пусть подает на меня в суд. Старая дрянь». Я знаю, что не стоило обзывать клиента. Знаю, что вообще не следовало так выражаться. Но уже не могу сдержаться.

«Боюсь, что речь идет не о предъявлении иска, Леонард. Не выполнить обязательства перед Лизой означает подписать себе приговор, так заведено в местах, откуда я родом. И я вас уверяю, вам не понравится. Поверьте. Оставьте все как есть».

Я не знаю, что ответить. Все выглядит так правдоподобно. Я каждый день много лет тренировался, чтобы стать лучшим. Лучшим в использовании слов, в калибровке людей, в понимании чужих мыслей. Мой страх, что надо мной снова могут насмехаться («Папа, ты хороший?» «Черт возьми, я не просто не хороший, я хочу всех убить»), что снова могут причинить мне боль, заставил меня просто стать лучшим. Таким, о котором никто ничего не знает, зато он знает все. Таким, чьи секреты не выведать, а вот он сможет прочитать по твоим глазам, о чем ты думаешь. Мне всегда казалось, что мое мастерство спасет меня. Что если я буду стоять на сцене или в книжном магазине, представляя свой бестселлер, они просто перестанут… отвергать меня. Мне достаточно одного взгляда на лицо человека, чтобы понять, какая часть тела у него болит, а какая в порядке, чтобы понять, какие слова подобрать. Я в состоянии в уме посчитать среднее количество букв в словах, которые использует мой собеседник. А когда говорю с Люцифером, ничего подобного не происходит. Я его ненавижу. И в то же время он мне симпатизирует. Он лучше меня, и он хуже меня. Он представляет собой все то, от чего я бегу и чего желаю. Я использую каждый нейрон своего мозга, чтобы увидеть хоть один знак того, что Люцифер лжет, но не нахожу ничего. Такого разочарования я еще в своей жизни не испытывал, мне хочется заплакать. Столько лет, столько усилий и… ничего. Я не вижу, я не понимаю. Мой худший кошмар.

«Вернитесь