– Мне жаль. Что был таким козлом.

Он издал смешок.

– Черт, да я к этому привык.

Я бросил на него сухой взгляд, но продолжил:

– Я серьезно. Я стал… замкнутым, вспыльчивым.

– Стал? – Его рыжеватые брови высоко поднялись, и он снова рассмеялся. – Мне неприятно огорчать тебя, Оз, но ты всегда был таким.

– Вранье.

– Никакое не вранье, – возразил он. – Ты впадал в такое настроение, замыкался в себе, отгораживался ото всех, вел себя как сварливый придурок. Ты что, не помнишь каждый чертов сезон плей-офф?

Я уставился на него, моргая. Он говорил серьезно.

– Со мной было весело.

– Да, это правда. А еще ты был засранцем, который обожал соперничество и чересчур заводился под сильным давлением.

Пораженный, я откинулся на спинку стула.

– Да уж.

Я забыл об усталости, о стрессе. Я ненавидел эту часть. Жутко ненавидел. Как, черт возьми, я мог об этом забыть?

– Не психуй. – Он хлопнул меня лапой по плечу. – Мы никогда полностью не видим себя такими, какие мы есть на самом деле. Да, сейчас ты немного более взвинчен. Чего ты ожидал? Твой мозг исцеляется. Ты скорбишь и испытываешь стресс. Просто расслабься, Оз.

– Я беру свои слова обратно. Мне совсем не жаль, придурок.

Он рассмеялся и взял еще пива, предложил и мне. Я не планировал никуда уезжать в ближайшее время, так что принял его. Мы выпили в тишине, и его слова крутились у меня в голове. Я почувствовал себя не свободно, но каким-то странным образом легче.

– Итак, – протянул Бромми, прерывая мои мысли. – Принцесса Аня, да?

– Не называй ее так.

– Раздражаешься. Это знак уважения, – запротестовал он, когда я свирепо посмотрел на него. – Ох и нравится она мне в этой роли.

Это стало частью проблемы. Я слишком хорошо понимал, как сильно Бромми нравится Эмма в роли Ани. Мои воспоминания о просмотре «Темного замка» с ним и ребятами четко отпечатались в памяти, и я не мог бы назвать их приятными. Все гадости, которые они говорили, тут же всплыли в голове. Их стоны и возгласы: «Глянь-ка, как подпрыгивают эти сладенькие сиськи». То, как они подбадривали Арасмуса, чтобы тот хорошенько трахнул ее.

Черт! Я никогда не заходил так далеко, чтобы озвучивать свои мысли, как это делали Бромми и другие, но я смотрел, заводился и чертовски наслаждался этими сценами. Я объективировал Эмму, и теперь, когда думал об этом, стыд съедал меня изнутри. Я подвел ее еще до того, как познакомился с ней. Она оказалась забавной, умной, чувствительной, заботливой. А мы сводили эту девушку к образу ее героини, воплощенной на экране.

Я с болью осознавал, что мои друзья видят ее такой. И я чертовски хорошо знал, что представлял себе Антон, когда называл ее принцессой. Это заставило мою кровь вскипеть. Я хотел стереть наготу Эммы из их памяти. Что было неправильно. Она гордилась своей работой, как и положено.

– Она больше, чем просто роль, – сказал я Бромми. И себе тоже. Поскольку сейчас, когда мне захотелось врезать своему другу только за то, что он знал, напоминание не помешало бы.

Он мгновение смотрел на меня, затем широко улыбнулся.

– Эти сексуальные сцены тебе покоя не дают, не так ли? Ну, я тебя не виню…

– Бромми, клянусь богом, если ты хотя бы взглянешь на нее не так, как надо…

Он рассмеялся во весь голос, хлопнув себя по бедру.

– Вот дерьмо. Ты совершенно точно на нее запал.

– Черт! – Я провел рукой по лицу. – Может, заткнешься?

– Не могу. Это слишком весело. – Он ткнул в меня пальцем. – Ты защищаешь ее больше, чем Кассандру. Ты же понимаешь, да?

Нет. Да.

– Отвали.

– Да подкати к ней, чувак. Она милая, смешная и, похоже, совсем ничего не имеет против тебя, ворчливая ты задница.

– Она здесь просто гостит.

– И?

– И ничего. Я не связываюсь с гостями Мами́. Если я захочу кончить, я… – Использую свою руку, как делал это почти год. – Пойду в какой-нибудь клуб и найду девушку на одну ночь.

Бромми смерил меня долгим насмешливым взглядом.

– Ты же знаешь, я всегда могу сказать, когда ты врешь.

Я и правда знал. Это не помешало мне почти ласково ответить на его взгляд.

– Отвали, Бромми.

– Отваливаю, – пообещал он, прижимая руку к сердцу. – Но я собираюсь чертовски повеселиться, когда ты в конце концов окажешься повержен.

Я был рад, что хоть кто-то повеселится.

Глава двенадцатая

Эмма

После провального обеда я вернулась в свое бунгало и спряталась. Следовало просмотреть около дюжины электронных писем, но ни одно из них не вдохновляло и не могло поднять подавленное настроение, которое тяжелым грузом лежало на моих плечах. Я чуть не подпрыгнула, когда зазвонил домашний телефон, но это оказался не Люсьен.

Звонила Амалия: она пригласила меня на ужин и игру в карты. У меня не хватило духу отказаться. Кроме того, если бы я осталась здесь, то впала бы в раздумья. Как Люсьен.

Боже, как мне хотелось найти его, убедиться, что с ним все в порядке, попытаться заставить его улыбнуться своей легкой, но довольной улыбкой. Глупые мысли. Он большой мальчик, и он прекрасно жил своей жизнью до того, как я по чистой случайности в ней оказалась. Он не нуждался во мне, и было верхом самонадеянности предполагать, будто я каким-то образом могу улучшить его жизнь.

О чем я категорически отказывалась думать, так это о том, что, возможно, это я в нем нуждаюсь.

– Нет. – Я закрыла дверь своего бунгало и направилась к дому. – Ты просто цепляешься за него, потому что твоя жизнь неопределенна и тебе нужен проект.

Я не собиралась превращать Люсьена в свой проект.

Следуя указаниям, которые дала мне Амалия, я нашла ее и Тину на кухне. Она представляла собой великолепное помещение с низкими шкафами из старинного дуба, стойками из каррарского мрамора[56], аккуратно оштукатуренными стенами и потолком с темными балками. Тина сидела на табурете у массивного центрального островка, пока Амалия возилась у плиты с восемью конфорками.

– Добро пожаловать, – сказала Амалия, улыбаясь через плечо. – Ужин почти готов.

Что бы она ни приготовила, пахло фантастически. Я села рядом с Тиной, и та предложила мне вина.

– Где Сэл? – спросила я. Мне еще ни разу не доводилось видеть Амалию без Сэла.

– Он уехал на неделю в Лос-Анджелес за покупками, – подмигнула Амалия. – Что на самом деле означает: он знал, что я собираюсь принимать других своих