– Ты лжешь, мерзавец! Я чувствую, деньги у тебя! И не смей смеяться надо мной.

Но Михаил Андреевич не мог сдержать улыбки:

– Так опростоволоситься. Товарищ следователь… Какой непрофессионализм!

Он продолжал смеяться, когда вышедший из себя Викторов, сбросив его со стула, начал избивать ногами.

Избитого Шаткина увели в камеру, следователь, вызвав солдат, приказал ликвидировать кровавые следы недавней бойни, а потом, осторожно ступая по вымытому полу, доплелся до стула и опустился на него.

Допрос подследственного ни на миллиметр не поколебал его уверенности в том, что Михаил Андреевич знает, где золото. Ради этого, считал он, любой выдержит побои, какими бы сильными они ни были.

«Если я упрячу за решетку его жену и дочек, он может стать разговорчивее», – Анатолий Петрович закрыл глаза, мысленно рисуя радужные картины: бывший эпроновец ползает на коленях, умоляя не гноить в лагерях семью, и с готовностью выкладывая нужные Викторову сведения.

А если все будет по-другому? Эти честные коммунисты всегда надеются, что партия спасет их, что жен и дочерей тоже освободят без их помощи. Как быть тогда?

Интересно, знает ли Мария Ильинична о кладе? Следует ли поговорить и с ней?

Викторов взглянул на часы. Стрелки показывали без пяти шесть.

«Хорошее время, – подумал он и зевнул. – По крайней мере, на чай я не напрашиваюсь».

Чуть тронув расческой гладкие волосы, он отправился к Шаткиной.

Мария Ильинична сидела у окна и вязала, с грустью думая о том, что делать дальше.

Итак, школа для нее закрыта. Нужно в кратчайшие дни найти другую работу, ведь самое большее через неделю закончатся деньги. Что тогда? Ни у Михаила, ни у нее не было родственников, способных приютить и помочь на первых порах.

Продолжительный звонок прервал ее тягостные размышления.

– Кто там?

– Следователь НКВД.

Дрожащей рукой она отодвинула засов, и Викторов быстро вошел в прихожую, словно боясь, что хозяйка сию же минуту выпроводит его. Но Мария Ильинична неожиданно улыбнулась:

– Остались детские вещи, – с иронией произнесла она. – Вы и их заберете?

Анатолий Петрович коснулся ее локтя:

– Давайте пройдем в комнату. Мне нужно с вами серьезно поговорить.

Женщина кивнула, с неожиданной надеждой посмотрев на гостя: в конце концов, он мог принести и хорошие вести.

– Проходите, присаживайтесь. Это по поводу моего мужа?

– Да.

Мария Ильинична, не раз дававшая себе обещания держать себя в руках, всхлипнула:

– Он ни в чем не виноват. Все знают… – На ее длинных ресницах повисли слезы. – Прошу вас, верните его семье. У нас две дочери.

Викторов кивнул:

– Однако ему предъявляют серьезные обвинения.

Бедная женщина пристально посмотрела ему в глаза:

– И ничего нельзя сделать?

Следователь помялся:

– Помочь ему трудно, но не невозможно. Этим я сейчас и занимаюсь.

Ее лицо посветлело:

– Вы добрый человек.

Викторов старательно избегал ее взгляда.