— Ну, Джия, собирайся, поедете в столицу с Роем и моей охраной. Раз такая спешка пошла, надо купить обручальные кольца и подвенечное платье.

Я засмеялась от радости.

— Джи, я с тобой! Можно же, папа? — я остановила на нем взгляд, полный мольбы.

— Да, папа, пусть Киара поедет с нами, — попросила Джи, беря отца за руку, — я не смогу выбрать платье без ее совета.

— Да пусть едет, — пожал плечами отец, — и жениха своего пусть берет с собой.

Нависла пауза. Джи испуганно взглянула на меня, я же, казалось, перестала дышать.

— Что ты сейчас сказал, папа? — спросила вместо меня Джи. — Какого жениха?

Отец сложил руки на груди и сверкнул улыбкой, наблюдая за бурей чувств у меня на лице.

— Только что приехал Эдвард Фейн, — произносит так медленно, что я начинаю сходить с ума. — Он попросил твоей руки, Киара. Черт бы побрал этого английского прохвоста.

Сердце стучит в ушах, в глазах темнеет.

— Джи, — шепчу, — что он только что сказал?

Сестра подносит руки к щекам.

— Иди, иди к нему, Киара, — говорит сквозь слезы.

Поднимаюсь и бросаюсь прочь из комнаты. Бегу вниз. Его нигде нет. Ни в столовой, ни в гостиной, ни на широкой террасе. Ноги несут меня в сад. Эдвард стоит рядом с Роем Томпсоном и о чем-то разговаривает. Он приветливо улыбается, на нем белоснежный костюм тройка с повязанным на шее платком лилового оттенка. Широкополая шляпа отбрасывает тень на его красивое загорелое лицо, на серые глаза, казавшиеся теперь почти черными. Сердце сладко замирает, боюсь дышать. Первым меня замечает мистер Томпсон, улыбается и приветливо касается пальцами полей своей шляпы.

— Мисс Киара, добрый вечер, сегодня чудесный день, не правда ли?

С лица Эдварда мгновенно спадает улыбка, поворачивается ко мне и встречается со мной глазами. Смотрим друг на друга, и все вокруг замирает и перестает существовать. Медленно идет ко мне, солнечный свет, отраженный от его белоснежного костюма, слепит глаза.

— Добрый вечер, Киара, — здоровается, берет мою дрожащую руку и подносит к губам.

— Эдвард, — выдыхаю его имя, и в этом судорожном вздохе всё — вся тоска по нему, вся моя отчаянная любовь.

— Я просил у твоего отца позволения назвать тебя своей женой, — продолжает, не отводя глаз, в которых сейчас, я видела это, шла борьба, — а ты, Киара? Ты согласна?

— Да, — произношу сразу.

Улыбка коснулась его губ. Привлек меня к себе, а я смотрю на него, как завороженная.

— Тогда, Киара, — шепчет он пылко, — скоро ты станешь моей… моей женой.

Глава четырнадцатая

Кремовая нежность шелка, воздушность кружевного шлейфа, легкий ветерок развевающий фату, прозрачность лепестков белоснежных лотосов в руках, светящиеся от счастья изумрудные глаза Джии. Она плыла между рядов церкви подобно прекрасному видению. Эдмонд Марэ, гладко выбритый, в своем лучшем костюме выглядел непривычно трогательным и ранимым. Рой Томпсон замер у алтаря, в его глазах горел огонь обожания, от которого у тех, кто наблюдал за ним, бежали мурашки, а в глубине женских сердец зарождалась зависть.

Я сидела в первом ряду вместе с Даниэлем, тетушки и дядя из Индии не успели приехать, так как эта свадьба игралась слишком скоропалительно. Со стороны Роя же в противоположном ряду находился лишь Эдвард, которой был шафером.

Благоухающее пространство церкви, словно сотканное из солнечного света и торжественных звуков органа, окружало нас. В этот час здесь собралось почти все высшее общество Лаоса, по крайней мере те, кто не уехал после недавнего нападения тонкинских стрелков.

Отец подвел Джи к Рою, и тот взял ее руку, так трепетно и нежно, как самое драгоценное хрупкое сокровище. Я невольно перевела взгляд на Эдварда. Каштановые волосы зачесаны наверх, безукоризненный костюм-тройка и эта его английская стать, которую многие принимали за надменность и холодность. А, возможно, так оно и есть? Что, в сущности, я знаю о нем? Он любит деньги и ненавидит проигрывать. И теперь мы с ним обручены. Лженевеста и лжежених.

После своего предложения Эдвард больше не приезжал к нам в дом. От близких знакомых смогла узнать, что он уехал из Вьентьяна и не известно, когда вернется. Джи в эти дни была полностью погружена в приготовления к скорой свадьбе. И я не хотела омрачать ее настроение своими проблемами. Хотя, в сущности, почему бы я могла считать это за проблему? Эдвард свободный мужчина, и наш брак с ним будет длиться ровно столько, сколько банку понадобиться времени, чтобы передать в мое распоряжение наследство матери. Обычно это занимает две недели.

— Я помогу вам с бумагами, — говорит Эдвард деловито, небрежно облокотясь плечом о беседку в отцовском саду, — бюрократия и волокита банков Индокитая может вывести из себя даже ангела.

— Да, ваша подпись понадобится под бумагами, подтверждающими мое замужество, — говорю, как мне кажется спокойно, но пальцы нервно теребят кружевную оборку на лифе платья.

— В таком случае, в день, когда придет извещение о выдачи вам суммы в размере трехсот тысяч пиастров, сообщите мне, я сразу направлю письмо в администрацию о начале бракоразводного процесса, — он чеканит слова буднично, словно мы на заседании акционеров.

Держу спину прямо, плечи опущены. О, Будда, научи меня хладнокровию, научи, сдерживать эти проклятые слезы. Я не хочу, чтобы этот мужчина знал, как мне сейчас больно.

Но серые глаза Эдварда слишком пристально рассматривают мое пылающее лицо, и потому спешу опустить голову.

— Да, полагаю, это будет самым разумным решением, — отвечаю, подражая его тону.

Нависла пауза, нарушаемая громким криком и хлопаньем крыльев зеленых попугаев в кустах гардении, усыпанной белоснежными цветами.

Что-то незримое дрожит между мной и Эдвардом, вызывая волну жара по телу.

Он отошел от беседки и встал совсем рядом. Легкие сразу наполнились ароматом табака и дорогого одеколона.

— В причине развода я укажу непреодолимые разногласия, — голос Эдварда тонул в шуме внутри моей головы, — но вы можете пустить слух, что я вам попросту надоел, и оказался самым невыносимым и скучным англичанишкой, которого только носит земля.

— Вы считаете меня настолько легкомысленной, месье Фейн? — отвечаю, при этом продолжая рассматривать носы своих туфель.

Чувствую его взгляд, грудь от волнения быстро поднимается и опускается, почему-то вдруг начинает казаться, что здесь невыносимо душно.

Эдвард подносит руку и двумя пальцами поднимает мой подбородок, заставляя посмотреть на него.

— Что с вами, Киара? — произносит он вдруг хрипло.

Выражение этих серых глаз. Я не могу его разгадать. В них горит сейчас голод. А еще ненависть.