вспоминая о брате.

— Его сбросила лошадь, черт бы побрал глупое животное, — выругался отец, пряча влажные глаза в платке, — но и ваш братец тоже хорош, совсем позабыл, как держаться в седле.

— С ним все в порядке?

— Да, — кивнула Джи, — к счастью, он отделался легким вывихом.

И она рассказала мне все, что произошло. Оказывается, едва аннамцы схватили нас с Эдвардом, приехал отряд офицеров, а также отец с полковником Броссаром, месье Гереном и мистером Томпсоном теснили бунтовщиков с полей.

— Самое ужасное во всей этой заварухе — это предательство! — воскликнул отец, бешено сверкнув зелеными глазами, — этого я простит никогда не смогу!

Я перевела испуганный взгляд на Джи, и сестра принялась объяснять то, что имел в виду отец. Оказывается, многие кули с рабочих линий встали на сторону аннамцев.

— Они хотели убить Чао Конга, — эту фразу Джи произнесла с особым нажимом, выразительно на меня взглянув.

— Этот проклятый невежественный народец думает, что сможет прожить без нас! Без французов! — горячился отец. Он уже поднялся и в своей привычной манере ходил взад-вперед по комнате, словно дикий тигр в клетке. — Но я так вам скажу, любой! Слышите, любой, кто посягнет на собственность Эдмонда Марэ будет тут же уничтожен мною же!

— Папа, но Чао Конг и правда очень жесток с рабочими, особенно с женщинами, — робко вставила Джи, — мне рассказала сама Парамит, что он ее…

Но отец уже совсем разошелся. И не желал слышать ничего дурного о своем надсмотрщике.

— Достаточно, Джи! — он сделал движение рукой, словно отмахиваясь от этой глупой мысли. — Эта девка лао наплетет о Чао Конге что угодно, лишь бы отомстить ему за своего женишка. Который, между прочим, пытался дать дёру с плантации. Что за дармоеды населяют эти земли! Пока с ними общаешься с помощью палок и угроз, они работают, но стоит ослабить хватку, стоит начать общаться с ними, как с людьми, они тут же всаживают кинжал в спину.

К счастью, достаточно быстро подошла помощь французского гарнизона, проблема была в том, что мятежники были хорошо вооружены и хитры, достаточно только вспомнить то, что они вырядились в форму французских офицеров.

— Их удалось поймать? — спрашиваю.

— Не всех, увы! — воскликнул отец. — Но многих вырезали, а многих и взяли живьем. Теперь они запоют голубчики. В застенках месье Агеррана раскалывался не один аннамец и лао.

— Их командир говорил что-то о нападении на короля и губернатора, — говорю, вспоминая безумный смех и глаза Сан Хуна.

Отец с сестрой внимательно выслушали все, что я могла рассказать. О том храме, затерянном в джунглях, поросшем деревьями и лианами, об аннамцах, и как они хотели убить Эдварда прямо у меня на глазах. При этом дыхание сбилось у меня в горле, а голос задрожал, выдавая охватившее меня волнение. Я до сих пор не узнала, что с Эдвардом. Джи сразу же уловила мои чувства.

— С ним все хорошо, — тепло произнесла она, сжимая мою руку, — к счастью, французский отряд во время нашел вас на берегу реки. Эдвард сейчас у себя дома во Вьентьяне.

Давящая боль в груди резко отпустила, и вслед за ней меня накрыла истерика, я отвернулась, чтобы не встречаться взглядами с отцом и сестрой, и разрыдалась.

— Да что ему сделается, этому англичанину, — пожал плечами отец, — но, если память мне не изменяет, этот молодчик уже в третий раз спасает тебя. Не так ли, Киара?

Я чувствую, что отец смотрит на меня, но не могу остановить себя, словно внутри сработал спусковой механизм. Слезы потоком лились из глаз, а из горла вырывались рыдания, щеки покрыли красные пятна. Джи с болью смотрела на меня, но губы ее растягивала растерянная улыбка.

— Да, папа, мистер Фейн стал ангелом-хранителем для нашей Киары, — ответила она за меня, — если бы не он, страшно подумать, что произошло бы с ней.

Отец нахмурился и сложил руки на груди. По его пристальному взгляду я поняла, что он уже все понял.

— Ну хорошо, Киара, — вздохнул он, — так тому и быть. Если этот Фейн придет просить твоей руки, я дам согласие. Придется Саймону Картеру с сынком уйти ни с чем. Благо сам Фейн предложил мне за сахарные плантации вдвое больше, чем Картеры. Английский прощелыга.

— Ох, Джи! Джи! — воскликнула я, бросаясь от радости к сестре в объятья. Невыносимое счастье переполнило мое сердце до краев, и стало так больно, словно оно вот-вот разорвется. Джи смеялась и плакала вместе со мной, гладила по голове, отец что-то пробормотал себе под нос, что-то о женской глупости и недалекости, и поспешил выйти из комнаты, долго быть милым и любезным он не умел, еще меньше симпатии он испытывал к женским слезам.

— Джи, скажи, это правда? Правда, что с Эдвардом все в порядке? — слова давались мне с трудом, грудь то и дело вздрагивала от рыданий.

— Ох, Киара, как же ты любишь, — тихонько смеялась сестра, — и что же теперь делать? Отец ведь не знает о вашем соглашении с мистером Фейном.

Я перевела дыхание и ладонями вытерла мокрое от слез лицо. За время этих событий я успела совершенно позабыть о том, что Эдвард согласился на брак со мной. Но он будет фиктивным. Просто формальность, нужная для меня, чтобы получить наследство, оставленное матерью, а для него, чтобы в очередной раз щелкнуть по носу Джона Картера и потешить свое мужское самолюбие. И теперь, когда потрясения последних дней остались позади, я вдруг осознала, что хочу, чтобы этот брак был настоящим. Я страстно этого желала, но хотел ли того же Эдвард?

Раз за разом передо мной вставал его образ. Первый раз, когда он убил тигра, что чуть не разорвал меня, и в тот вечер, когда Джон Картер целовал меня, и снова Эдвард вмешался. Я бы поставила все на свете на то, что в то мгновение в его глазах горела ревность. И всегда Эдвард оказывался рядом, готовый спасти меня от любой опасности, но… "Жениться я на вас не могу, мисс Киара, так как в Англии я уже обручен с леди Кингсли, с которой собирался заключить брак по возвращении из Индокитая." Воспоминания о том разговоре в английском клубе обожгли меня, заставив встрепенуться.

— Не знаю, Джи, не знаю, что теперь будет… — сжимая виски, отвечаю.

Глава тринадцатая

Всю последующую неделю наш дом напоминал военный штаб. В какой-то момент стало казаться, что у нас побывали все французские офицеры и другие высшие чины, кто-то говорил, что сам губернатор может пожаловать.