Да, на одной чаше весов нашлось место как и страху, так и сомнениям – но жажда мести и обещанная Харальдом награда в очередной раз пересилили. Мелькнула, конечно, безумная мыслишка открыться конунгу, поведать ему правду о желании Скьёльдунгов убить его! Но мелькнув, тотчас исчезла… Ибо Гудфреду, в преддверии большой войны с франками не желающему вражды с прочими ярлами, будет проще обличить самого Хродгейра! Назвав его признание бреднями пьяного безумца, возжелавшего очернить «Ворона» – и за счет того вернуться в дружину… Жадного казнят – но в этой казни будет и предостережение Скьёльдунгам: сегодня казнили убийцу, но завтра его участь могут разделить и наниматели!

Коли не образумятся…

О том, что сам Клак вместо обещанного им серебра велит перерезать Хродгейру глотку (чтобы правда о причинах его предательствах уже никогда не открылась!), Жадный старался просто не думать. Да, вероятность такого исхода действительно высока – но все же Харальд дал клятву перед лицом богов… Да и если хольд теперь откажется от своей задумки (ну вдруг?), то ярл уж точно найдет способ отомстить ему, убрав опасного свидетеля!

Впрочем, на самом-то деле хирдман перебирал в уме возможные варианты лишь из-за томительно ожидания… Ведь для него куда важнее была глубокая обида на конунга, давно уже переросшая в откровенную (и взаимную!) ненависть – да жажда богатого вознаграждения. Что же касается мук совести из-за предательства – то их просто не было. Ибо сам Жадный счел предателем именно Гудфреда, нарушившего древний обычай делится с хирдманами ВСЕЙ захваченной добычей (пусть и в разных долях).

Ну и потом, разве сам конунг данов не подослал убийц к славянскому вождю Дражко – уже после того, как заключил с ним мирный договор?!

Размышления Хродгейра прервали пока еще отдаленные возгласы показавшихся на дороге данов – да звук приближающихся шагов. Жадный, окончательно протрезвев, лишь крепче стиснул рукоять франциски в руках, напряженно вглядываясь вперед да вслушиваясь в голоса неизвестных… И вскоре он узнал голос конунга, следующего в свой дом в сопровождении всего пары телохранителей-хольдов.

Последние, к сожалению, явно не под хмелем. Не положено телохранителям конунга пить на пирах…

Закусив губу до крови (сколь велико его волнение!), Хродгейр дождался, когда три неясные в ночи тени практически поравняются с его засадой – после чего открыто вышел на тропу! Правда, боек топора он направил вверх и развернул франциску вдоль руки так, чтобы до поры ее не заметили…

- Конунг! Прости меня, конунг! Прости мне мою жадность и пьянство! Молю тебе, верни Хродгейра Жадного в свой хирд! Не отказывайся от своего верного хольда, о Гудфред Сигфредсон, великодушный и щедрый!

Хродгейр неловко плюхнулся на колени – и сердце его бешено застучало: навстречу ему двинулись гридмары, положив ладони на рукояти мечей! Но заметно хмельной конунг жестом руки остановил их – и подался вперед, желая насладиться унижением ненавистного ему хирдмана:

- Почему бы и нет, Хродгейр? Я готов взять тебя обратно… Если ты, конечно, проползешь до меня на коленях – и как следует вылижешь мои ботинки, хах…

Хмель лишает разума. Расхожая истина – не мешающая, впрочем, злоупотреблять хмельным даже таким умным и хитрым мужам, как Гудфред! Будучи трезв, он не зашел бы столь далеко в своем желании унизить Хродгейра – ибо его ответ не стерпел бы ни один из данов, даже не имея изначальной цели убить конунга... Гридмары вновь шагнули вперед, спеша прикрыть господина на случай пьяного рывка разъяренного хольда. Но они не могли знать, что Хродгейр был уже отнюдь не пьян, что он заранее приготовил оружие… И что вся его блажь с извинениями была нужна убийце только для того, чтобы услышать голос Гудфреда – да поточнее метнуть топор!

Так что гридмары просто не успели – франциска отправилась в полет, нацеленная в живот конунга, едва тот успел засмеяться… В то время как сам Жадный вскочил с колен и бросился в сторону, скрываясь в спасительной для себя ночной тьме!

Не чуя ног, он побежал с холма, на котором высится Хлейдр. Побежал в сторону поселения и причалов, у одного из которых дожидается быстроходный кнорр торговца, посланного Харальдом из Хедебю!

И уже в спину Жадному раздался дикий, яростный вопль одного из гридмаров, наполнивший сердце Хродгейра несказанной радостью – а тело новыми силами:

- Предатель! Предатель убил конунга! Держите убийцу!!!

Лето 810 года от Рождества Христова. Хедебю.

…- Рада, пожалуйста… Пожалуйста!

Измученная лихорадкой славянка смогли лишь приоткрыть запавшие глаза, подарив Харальду едва заметную, приободряющую улыбку. Но как же так, как же так?! Ярл в бессильной ярости смежил веки, не почуяв первой слезы, побежавшей по его щеке… Как же так? Рада угасает, но все же пытается приободрить Клака! В то время как сам Харальд не может справиться со своими чувствами – и хоть чем-то помочь любимой!

Стиснув в ладонях пылающую от жара руку девушки, «Ворон» в бессильной ярости закричал на толпу знахарей, собранных им со всего Хедебю:

- Если вы не поможете ей, если ей сегодня же не станет лучше… Клянусь! Клянусь, ваша кровь прольется в жертву Фрее! Даже так от ваших жизней будет больше толку!

- Харальд…

Тонкие пальцы девушки чуть крепче сжали ладонь Скьёльдунга, привлекая его внимание – и Харальд мгновенно позабыл про знахарей, так и не сумевших помочь его любимой женщине… Наклонившись к Раде, к самым ее губам, он обратился в слух – едва лишь сумев вымолвить:

- Да?

- Не надо… Не надо в жертву… Отошли их – и попроси привести ко мне пленного фриза… Помнишь купца, исповедующего распятого Бога?

- Да… Но зачем?!

Рада невольно улыбнулась искреннему изумлению и недоумению Харальда – в то время как знахари поспешили тихонько оставить покои стремительно угасающей девушки.

- Я хочу… Я хочу, чтобы он крестил меня.

Харальд даже невольно отстранился от любимой, от удивления позабыв о своем горе:

- Зачем? Зачем тебе этот купец? Он ведь даже не жрец распятого Бога, он всего лишь…

Но славянка едва заметно покачала головой:

- Мне говорили… Что крестить может не только жрец…

- Но зачем?! Зачем тебе это?! Их Бог слаб, он не смог защитить даже Себя! Уж лучше я принесу обильную жертву милостивой Фрее…

Девушка устало прикрыла глаза, ничего не ответив – и