Шрифт:
Закладка:
Кормилица что-то говорила и говорила, цепляясь за меня. А потом посмотрела на ветвь на моём лбу и заплакала.
– Ветвь поредела, – прошептала она, и в её голосе было столько боли, что мне захотелось завыть. – И выглядишь ты…
– Как бродяга. – Моя мать стояла на балконе и смотрела вниз. Она сильно постарела. Её некогда белая, точно прозрачная кожа стала серой, глаза ввалились, вокруг них легли тёмные круги. – Ты же знаешь, Дная, я не люблю бродяг.
– Ты отказываешь мне в гостеприимстве? – спросила я жёстко и тут же возненавидела себя за это. Рядом с матерью я снова почувствовала себя виноватой, как всегда.
– Нет, разве я могу. – Мать развернулась и ушла с балкона.
Кормилица нагнулась и подняла с земли хлеб. Мне показалось, что она даже не заметила, что он в грязи.
А вот Лени, увидев меня, закричала от восторга. Я обняла её, с удивлением отметив, насколько похудела моя сестрёнка.
– Что происходит, Лени? Ты выглядишь больной, – забеспокоилась я.
– Просто простудилась. Ничего серьёзного, – поспешила меня успокоить сестра, но моё беспокойство лишь росло.
– Как… – Я хотела спросить «как брат?», но потом передумала. – Как мама?
– Она целые дни проводит у могилы отца.
– Конечно, где ей ещё быть.
– Дная, ты не справедлива. Наши родители так любили друг друга…
– Сколько дней прошло, прежде чем она заметила, что я ушла?
– Ты же насовсем вернулась? – Лени не ответила на мой вопрос, а я не стала переспрашивать.
– Нет, Лени.
– Почему же ты здесь?
– Соскучилась, – соврала я. – К тому же я теперь бродячий маг, куда хочу, туда и иду.
– Я тоже хочу быть бродячим магом.
– В тебе недостаточно силы, ты ещё очень маленькая.
– Но ведь и в тебе настоящая магия проснулась недавно, может, и во мне появится.
– Удивительно, что она вообще в тебе есть. Ведь мы с Рони ещё живы, – пробормотала я. – Рони же жив? – добавила я с беспокойством.
Лени кивнула.
Неслышно подошла мать и поинтересовалась:
– Много листьев упало?
– Это имеет значение? – Моё раздражение вырвалось наружу.
– Твой жених дал мне понять, что если ты сохранишь ветвь хотя бы частично…
– Что за чушь? Он понимает, что говорит? – прервала я мать. Хотя, конечно же, он понимал. Наш замок – очень лакомый кусочек, можно потерпеть даже такую жёнушку, как я.
Мать посмотрела на меня с презрением:
– Ах да, тебе же остаться Проклятие Пути не позволит. Ты такая же, как твоя мать.
– Только ты преодолела Проклятие Пути.
– Да, Дная. – Мать гордо подняла голову.
– Как? – Мои глаза заблестели. – Я хочу знать!
– Что, уже наскучило слоняться по дорогам?
– Ещё нет.
– Так что мне сказать твоему жениху?
– Скажи, что он всегда вызывал у меня отвращение.
– Ты становишься пошлой, впрочем, чего ожидать от бродяги? Жизнь в Великом городе. Чужие дома. Разве всё это не накладывает отпечаток? Подозреваю, у тебя уже появился тот, кто отвращения не вызывает.
Последняя фраза заставила меня вспыхнуть.
– Ты сама была такой когда-то!
– Никогда я такой не была!
– Почему ты произнесла Клятву Пути, если это тебе настолько противно?
– У меня не было выбора. Я осталась одна, родители погибли. А лет тогда мне было не больше, чем тебе. Надо было как-то выживать в этом мире. Но судьба жестоко посмеялась надо мной. На следующий день после произнесения клятвы я повстречала Тная, он уже тогда был хозяином этого замка. И мы полюбили друг друга так сильно, что никакое проклятие не могло нас остановить.
– Ну да, вначале. Пара-другая недель, но потом Путь тянет к себе всё сильнее…
– Моя любовь была больше тяги Пути!
– Сказки! – возразила я. – Как вы нашли способ?
– Тебе не понять, – надменно заявила мать, – ты даже не представляешь, что такое настоящая любовь и на что она способна.
Тоскливо завыл хранитель замка. Да так, что у меня заныли все зубы.
– Что это? – забеспокоилась мать. – Хранитель воет так, только когда приходит опасность для жителей замка.
– Она действительно пришла. Замок решил посетить Приходящий в сумерках. Именно поэтому я здесь. Интересно только, почему он пришёл в эти края?
– Что ты знаешь? – Мать зло сузила глаза.
– А что я должна знать?
– Мы не пустим его.
– Ты не можешь закрыть дверь перед бродячим магом.
– Ещё как могу!
– Ты хочешь, чтобы на это место легло проклятие? Возможно, обычный бродячий маг и не справился бы с защитой замка, но только не этот.
– Плевать на проклятие. Если мы пустим Приходящего в сумерках, то к утру будем все мертвы.
– Почему? Разве в этом месте было совершено что-то дурное? – спросила я мать.
– Ты пришла защищать нас? – ответила она вопросом на вопрос.
– Да.
– Так защищай.
Я шла по замку, отмечая, как пусты его коридоры и каким заброшенным он стал за время моего отсутствия. Замок больше не был похож на зверя – он напоминал старого бродячего пса. Он ластился ко мне, прося о защите, любви и капельке силы. «Словно у него нет больше хозяина», – подумала я. Когда-то давно мы с отцом и Рони были в одном заброшенном замке, чей род иссяк. Там я чувствовала нечто похожее.
Приходящий в сумерках стоял у моста, а хранитель замка испуганно скулил, забившись в свою нору. Я остановилась у ворот и крикнула:
– Тут уже есть один бродячий маг. Ступай своей дорогой.
– Я, кажется, уже видел тебя где-то? – сказал Приходящий, прищурив свой единственный глаз.
Конечно, он меня видел.
– Дорог много, но мир маленький, может быть, наши пути где-то и пересекались. – Ложь далась мне неожиданно легко. – Иди своей дорогой.
– Почему ты гонишь меня? Разве бродячие маги не должны помогать друг другу?
– А разве ты бродячий маг?
– Ты права, я больше чем бродячий маг – я соблюдающий обычаи. Я – судья! И я должен войти в этот замок!
– Только если сумеешь переступить через меня.
– Оставь его, – послышался за моей спиной властный голос матери, – пусть входит. Мы чтим обычаи.
– Но, мама!
– Я в этом доме хозяйка, и будет так, как я сказала!
– Это же Приходящий в сумерках! – воскликнула я.
– Я знаю, кто предо мной. И мы готовы к его приходу.
На кончике башмачка матери я заметила что-то яркое и вздрогнула, увидев, что это красный лист. Но когда она успела побывать в Священном лесу?
Мать, я, Лени и слуги собрались в каминной зале. Когда Приходящий в сумерках сел у огня, пламя потухло. В зале тут же стало холодно, но никто не ушёл и не пошевелился, потому