частей. Даже быстрый осмотр давал возможность понять, что оно составлено из частей разных орков. Магические силы колдуна, создавшего подобное, впечатляли. Но еще больше впечатлял Федор, уничтоживший такого монстра в течение двух-трех секунд.

Егор, заглянувший в глаза ведьмака, увидел в них зависть. Вот только кому он завидовал? Личу, способному воскресить из мертвых подобное создание, или Федору, способному его упокоить?

Выдра, помимо того, что был в экзоскелете, также попутно воткнувший себе коктейль, с Ангелом на руках ушел далеко вперед. Он не думал про опасность. Забота об этой девушке, неоднократно спасавшей ему жизнь, затмила все. Где-то сзади плелись остальные, но он не вспоминал о них. Компьютер на внутреннем взоре отрисовывал ему условную линию на местности, где радиационный фон опускался до естественного уровня, и теперь Барт со всей возможной для себя скоростью стремился ее достигнуть. Он понимал, что это пересечение вряд ли сильно повлияет на здоровье Келли, но что-то неосознанное подталкивало его в спину. Шептало: «Беги! Спасай! Быстрее!». И Барт «Выдра» Реззер бежал. Бежал, сжигая крохи энергии в экзоскелете, сжигая мускулатуру, сжигая печень ускоренной очисткой крови от боевого коктейля. Он надеялся на чудо. Он имел на это полное право.

Константин Кукушкин уже перестал чему-либо удивляться. За прошедшие три часа он повидал и пережил такое, что обычный человек не увидит всю свою жизнь. Сначала он оказался в центре ядерного взрыва. Ну да, а что такого? Обычный такой ядерный (или термоядерный, в этом Злой не шибко разбирался) взрывчик на пару-другую килотонн. Потом обычное такое воскрешение человека из напрочь обгоревшей культи. И под завязку — превращение вроде бы как знакомого паладина в существо, одним взглядом уничтожающее собранного из разных частей немертвого монстра. «О-хо-хо, — прошептал Злой, — что там у нас дальше по плану? Конец света? Надо бы до ужина успеть».

У Клода Петита ужасно болела печень. Боевой коктейль вкупе с повышенным радиационным фоном давали о себе знать. Да, они уже вышли на условно не зараженную территорию, и теперь внешние факторы не влияли на их здоровье. Помимо эльфов, вооруженных дальнобойными луками, орков с ятаганами и кучи зомби, конечно. Но пока из организма выйдет вся дрянь, пройдет немало времени.

Федора била мелкая дрожь. Тяжелый мешок за спиной, с сочащимися кровью останками Макса, не давал ему уйти в себя. Паладин с трудом помнил произошедшее. Он почти не осознавал своих действий, не осознавал, что делает и почему именно так нужно сделать, а не иначе. Он просто делал, с заведомо известным ему результатом.

А Егор устал. Смертельно устал. Причем в буквальном смысле этого слова. Он диагностировал у себя большинство признаков острой лучевой болезни: невероятная слабость, тошнота, горечь во рту. Неприкрытая тканью кожа раскраснелась и ужасно чесалась. Да, у них были лучшие противорадиационные препараты, которые создала промышленность, но никто не рассчитывал на взрыв в такой непосредственной близи от группы.

Оптимальным расстоянием подрыва спецбоеприпаса было полтора-два километра, с возможностью быстро покинуть вероятную зону поражения в ближайшие тридцать-сорок минут. Они же, вопреки всем правилам, подорвали заряд чуть ли не в полукилометре от себя, да и еще и находились непосредственно в эпицентре около получаса после взрыва. Сколько зивертов они нахватали, капитан боялся даже представить. И хвала всем богам, что только Ангел свалилась в беспамятстве. Будь пострадавших чуть больше, и всё, ради выживания группы их пришлось бы бросить.

Даже вечно неунывающий, бессмертный Сергей как-то осунулся, побледнел. Хотя о нем Егор беспокоился меньше всего — через пару с чем-то часов с ним опять все будет в порядке.

Коротенечко изучив справочные данные по лучевой болезни, «Гранит» сделал неутешительный вывод: если в течение ближайших пары недель они не попадут к врачам — вся их группа — гарантированные покойники. А сейчас надо отдохнуть, отлежаться, позволить антирадину вывести всю возможную гадость из организма. И отдохнуть немедленно.

— Привал, — скомандовал капитан.

Сказать, что я потрясен — ничего не сказать. Со времени стычки с тем неведомым существом, заключенным в человеческую оболочку, прошло немало часов, а я все еще не отошел от шока. Видимая легкость, с которой оно расправилось с моими воинами, его абсолютная неуязвимость перед холодным оружием, уверенность в совершаемых действиях — все это повергало меня в трепет.

Я не знал, что делать.

Филактерия была так близко и в то же время далека как никогда. Я понял, что не смогу что-либо противопоставить этому существу. Да я даже не знаю, что это такое! Не могу классифицировать его, не могу понять какой магией он пользуется.

Хозяева, прежние хозяева, дали мне много знаний по видам магии, по правилам построения заклинаний, по системам противодействия колдовству. Но виденное там, в той ложбинке, просто перечеркивало напрочь все полученные знания.

Ни одного сходства, ни одной зацепки. Ни одна школа магического искусства не признала бы творимые тогда заклинания своими. Аксиомы волошбы, такие простые и понятные, казавшиеся такими незыблеммыми, были разрушены и растоптаны в той тридцатисекундной заварушке неведомым мне существом. Будь я живым человеком, то, наверное, счел увиденное галлюцинацией, вызванной близким и недавним ядерным взрывом. Но, увы, я уже год с лишним не числюсь в живых, а мой немертвый мозг не подвержен каким-либо психическим заболеваниям. Можно сказать, что в этом плане у меня железное здоровье.

Я размышлял над проблемой весь остаток дня и всю ночь. Благо, беспокоиться о таких низменных вещах, как питание и питье, мне было совершенно не нужно. Мои оставшиеся рыцари смерти, четверо моих созданий, безмолвными статуями замерли вокруг, и лишь глаза, непрерывно скользящие то вправо, то влево говорили о том, что в этих громадинах есть жизнь. По крайней мере ее некое подобие.

Утро принесло новые проблемы. Проблемы, которые говорили мне: «Не затягивай с филактерией!».

Я взглянул на небо и в мозгу всплыли слова прежних хозяев. Все их страхи, их суеверия, их слабости. Они боялись такого неба. И этот страх волей-неволей, с каждым их словом, с каждым несказанным словом передавался мне. Все их недомолвки, обрывки фраз выдавали, насколько они боятся того, что сейчас происходило наверху.

Я рывком встал с бревна, на котором просидел всю ночь. Мои создания зашевелились, обратив взоры на меня. Нет, их время придет позднее. Сейчас требуются совершенно другие мои таланты. Те, которые время от времени я применял в той жизни. На Земле.

Мысленно приказав рыцарям смерти оставаться на месте, я пошел в сторону реки. Время для размышлений закончилось вместе с рассветом местного солнца.

Сабвей