Священник не колол себе химии. Он отрицал всякое лишнее вмешательство в организм. Он уважал свое тело. Тело, созданное по образу и подобию, и не желал осквернять его. Вскочив с земли, паладин вытащил свой меч. Вторую руку он положил на молитвенник. Эта тварь, убившая сейчас его друга, явно не Божье создание. Эта тварь должна умереть, чтобы не осквернять Его очи.

Молитвенник, что сжимала левая рука паладина, воина Господа, вспыхнул белым, ослепительным светом.

Еще будучи живым, я всегда отличался известным педантизмом и соблюдением правил. Наверное поэтому меня и направили тогда в Альпы для инспекции лагеря подготовки экспедиции на Европу. И сейчас, став личем, старые привычки не покинули меня. Я все планирую наперед, если это, конечно, возможно. Всегда рассматриваю позицию со всех сторон и стараюсь предусмотреть любую случайность.

Еще ночью, во время создания рыцарей смерти, я понял, что люди и носитель филактерии в том числе пойдут к источнику магии на этой планете. Тем более, что он был так недалеко и его было так много.

Итак, я знал направление движения живых, и знал приблизительное расстояние до их цели. У меня четыре сотни зомби и двенадцать рыцарей смерти, при двенадцати же «конях». План был прост и надежен: я делю отряд на две части, первая идет прямиком к источнику и ждет там людей. Я же с наиболее сильными рыцарями захожу с другой стороны, зажимая тем самых людей в тиски. Вряд ли они смогут долго противостоять орде мертвецов. Таким образом, ориентировочно во второй половине дня, филактерия с частью моей души будет у меня в руках.

Скакать на мною созданных «конях» было чертовски неудобно. Будь я живым, моя пятая точка уже через пару километров взмолилась бы о пощаде — ноги моего скакуна были разной длины, поэтому тряска была впечатляющей. А что поделать, для создания я отбирал более-менее подходящий материал, способный удержать массу двухметрового рыцаря смерти и не развалиться на первой же неровности. Поэтому длина ног в несколько сантиметров от разных зомби не рассматривалась мной как критическая. Мертвым плевать на неудобства. Свою задачу быстро перемещаться мой некроконь выполнял, все остальное не важно.

Я плохо ощущал свою вторую, основную группу. Только общий фон, приблизительное расстояние, да настрой моих воинов. Видимо, нити энергопотоков, в избытке оплетающие эту планету, влияли на мои способности. Но это тоже ерунда. Ими в данный момент руководит наиболее сообразительное мое создание. Рыцарь смерти, которого я назвал Горе. Под его началом был еще Третий, Уродец, и еще пять созданий, которым мне было лень придумывать клички. И конечно все зомби.

Я с Баюном, Лихом, Горынычем, Зеленым и двумя моими тупыми телохранителями, которых звал Первый и Второй, ехал в обход.

Правда, к началу битвы мы не успели. Я почувствовал ярость моих далеких зомби из второго отряда, когда мы только-только выехали из леса. Впереди было несколько километров холмистой местности, и эти возвышенности совершенно заслоняли обзор, не давая сориентироваться и выбрать лучший путь. И только мое чутье филактерии не давало сбиться с дороги.

У зомби может быть только три состояния настроя. Первый, в котором они пребывают большую часть своей «жизни», это спокойствие. Врагов не видно, хозяин не отдает приказы, можно тупо уставиться вперед и брести в обозначенном направлении. Или стоять. Неважно.

Второе состояние — ярость. Хозяин отдал приказ об убийстве врага. Причем врагом будет тот, на кого покажут. И не важно, кто это будет, человек, эльф или такой же зомби. Хозяин отдал приказ, приказ в жизни зомби самое главное.

И третье — удовлетворение. Враг мертв, хозяин доволен. Это самое кратковременное состояние у живых мертвецов, длящееся не более пары секунд. После этого зомби переходит в первое состояние.

А тут я почувствовал ярость. Это значит, что мы опаздываем. Не знаю, что там произошло и почему Горе отдал приказ вступить в бой так рано, но уверен, он сделал это неспроста. Значит надо поспешить.

Но мы не успели.

За холмами, там, вдалеке, где находился мой основной отряд, чуть выше самого высокого пригорка возникла ярчайшая вспышка. Будь я жив, мои глаза мгновенно бы ослепли, но, слава моим бывшим хозяевам, я мертв, и уже давно. Поэтому я просто смотрел на это миниатюрное солнце, смотрел, как в мире пропали все краски, оставив только ослепительно белый и там, где раньше были тени, пронзительно черный.

Мы были достаточно далеко, чтобы загореться, но даже я, уж на что не чувствительный к какой-либо боли, почувствовал, как нагрелась моя кожа.

Через мгновенье мое чувство второго отряда исчезло. Я даже не сразу сообразил, что случилось, еще какое-то время соображал, что случилось, а потом понял. Они уничтожены. Все.

Затрясло — это докатилась до нас взрывная волна.

Я глянул туда, где только что произошел ядерный взрыв магическим зрением. Ого! Энергопотоки, которые целиком и полностью оплетали эту планету, в том месте попросту отсутствовали. Ближайшая ко мне нить, словно змея с отрубленной головой, беспорядочно извергала в пространство драгоценную энергию и та растворялась, исчезала в той какофонии, что представляло собой место взрыва. Сфера километра в два была полностью лишена магической энергии. И это произошло всего лишь от взрыва в полторы-две килотонны. А будь там стандартная, пятидесятикилотонная боеголовка?

Забавно. Люди, сами того не подозревая, нашли универсальное средство от магии. Мне подумалось, что, зная это, человечество не скупилось бы на ядерные взрывы. Это сейчас военные берегли свой последний козырь, чтобы применить его, когда будет совсем плохо. А всего-то надо сбросить по ядерной боеголовке на каждые из врат. И все. Вторжение закончится. После этого всех магов, оставшихся в том слое реальности, можно будет брать голыми руками. Их внутренние ресурсы исчерпаются за пару дней. И коль уж моим мертвым хозяевам так нужно попасть на Землю, им волей-неволей придется учитывать мнение людей, машущих ядерной дубинкой, а не вторгаться, убивая налево и направо.

Мы не мешкали. Да, я мог растеряться, понимая, что план летит в тартарары, но тем не менее ни на секунду не останавливал бег отряда. Теперь у меня осталось всего шесть подчиненных, но это не меняло моих замыслов. Зов филактерии стал без этого магического фона более отчетливым, я чувствовал ее гораздо сильнее. Сосуд цел, и скоро я открою его. Что значит эта псевдожизнь нескольких сотен зомбаков по сравнению с моей свободой?

Интересно,