экспедиции – архитектора Н. Б. Бакланова и археолога H. Е. Макаренко[643] (рис. 12А). Последнему была поручена расчистка и промывка фресок. По словам H. Е. Макаренко, им были зарисованы «все изображения», покрывающие «полукружие развалин церкви», а также «изображение панциря неизвестного святого». Далее археолог указывает, что он «очищал фреску Св. Евгения, акварелью в натуральную величину написал 1) голову его, 2) деталь шитого оплечья на его одежде и 3) деталь шитого подола»[644]. По всей видимости, эти акварели Ф. И. Успенский не получил, так как даже в описи материалов экспедиции при передаче их из Византийской комиссии[645] в СПбФ АРАН они не значатся. Однако в фонде экспедиции есть подробные фотографии разных частей изображения св. Евгения, и можно предположить, что они были сделаны именно H. Е. Макаренко[646]. Фотографию головы св. Евгения сделал также фотограф князя А. А. Бобринского А. В. Лядов, впоследствии помогавший экспедиции[647]. Исходя из письма H. Е. Макаренко Ф. И. Успенскому от 19 сентября 1923 г.[648], эти материалы так и остались у него.

В результате в плохо сохранившейся композиции нижнего яруса, которая была вначале отождествлена Ф. И. Успенским как изображение свв. Константина и Елены, удалось открыть остатки третьей фигуры в центре, в царских облачениях и венце, с надписью в несколько строк по сторонам от головы[649]. (Но вполне возможно, что по обеим сторонам от этой фигуры действительно находятся изображения свв. Константина и Елены.) Эта находка стала темой отдельного рассуждения Ф. И. Успенского, опубликованного посмертно в «Очерках из истории Трапезунтской империи»[650]. Он разобрал в надписи имена Андроника, Мануила и фрагменты упомянутого дважды титула севастократора. Ученый высказал предположение, что эти упоминания могли относиться к отцу и деду основателей Трапезундской империи, а сама Дворцовая церковь могла служить усыпальницей первых Великих Комнинов, захоронения которых могли размещаться в ее нижней части[651].

К сожалению, ни сделанные Н. Б. Баклановым чертежи здания[652], ни сделанные им измерения церкви, ни прорисовки и акварельные копии всех фресок Н. Е. Макаренко, ни фотографии самого здания, фресок и надписи[653]сразу после экспедиции опубликованы не были. Насколько можно судить по дальнейшей переписке, графические материалы так и остались у участников экспедиции, их нынешнее местонахождение установить не удалось[654]. Только одна фотография с ликом св. Евгения была опубликована в монографии Г. Милле и Д. Тальбота Райса 193θ г. с приблизительной атрибуцией «цитадель»[655], поскольку ни Г. Милле, посетивший Трапезунд в 1893 г., ни Д. Тальбот Райс, работавший там в 1929 г. в составе экспедиции Р. Мессела, Дворцовую церковь не идентифицировали. В совместной монографии лишь дается краткий пересказ очерка Ф. И. Успенского о ктиторском портрете и добавляется, что большая часть башни, в которой находилась церковь, уже разрушена[656]. В изданной в 1933 г. монографии митрополита Хрисанфа по истории трапезундской церкви упоминаний о Дворцовой церкви также не имеется. В том числе она не отмечена на плане акрополя, представленном в монографии.

Говоря о Дворцовой церкви, Д. Тальбот Райс пошел по ложному следу, на который его, возможно, натолкнула случайная ошибка Ф. И. Успенского. Последний в своем опубликованном отчете 1918 г. несколько раз говорит, что Дворцовая церковь размещалась в юго-западной башне цитадели[657]. И хотя в «Очерках» Ф. И. Успенский уже пишет об угловой северной башне[658], большинство исследователей в дальнейшем продолжали ошибочно считать, что разрушенная Дворцовая церковь находилась в южной части цитадели[659]. В статье 1932 г., посвященной трапезундской цитадели и дворцу, Д. Тальбот Райс говорит о том, что под церковь была приспособлена башня в юго-восточной части акрополя, утратившая свое военное назначение после возведения рядом с ней Большой башни[660]. Э. Брайер и Д. Винфилд помещают Дворцовую церковь уже в саму Большую башню (Куле бойю), которая представляла собой прямоугольное в плане сооружение с очень высокими и мощными стенами[661]. В описании Дворцовой церкви авторы также ограничиваются пересказом очерка Ф. И. Успенского о ктиторском портрете[662].

Среди материалов экспедиции Ф. И. Успенского, хранящихся в основном в СПбФ АРАН, а также в архиве ИИМК в Санкт-Петербурге, находятся многочисленные фотографии Дворцовой церкви, которые позволяют реконструировать облик этого утраченного памятника[663].

Дворцовая церковь располагалась в башне полукруглой формы в северо-западном углу трапезундской цитадели. Ф. И. Успенский в своем отчете 1916 г. пишет, что «сохранилась противоположная алтарю часть церкви, апсида же совсем разрушена»[664]; также в отчете H. Е. Макаренко 1917 г. сказано, что от Дворцовой церкви «сохранилась западная часть в форме полукружия»[665]. Это видно и на фотографиях. Наружный вид башни с Дворцовой церковью, например, запечатлен на рис. 7С; на одном из отпечатков подобных снимков с Дворцовой башней есть подпись в старой орфографии на обороте: «Акрополь в Трапезуйте. Кремль (западная сторона наверху) с развалинами дворца и круглой башней, внутри которой дворцовая церковь с остатками фресок»[666]. Сопоставив эти виды с современными фотографиями северо-западной части цитадели (рис. 5-6С), мы легко можем убедиться, что Дворцовая церковь располагалась над постройкой, которая в книге Брайера и Винфилда названа «экседрой»[667] (рис. 14С). В описании, выполненном для этого издания С. Бэлланс, сказано, что эта необычная многоугольная постройка представляет собой часть двенадцатигранника с нишами в пяти из семи сохранившихся граней, с полукуполом, который сейчас почти полностью обвалился. «Экседра» построена в типичной римской технике с забутовкой и облицовкой из крупных тесаных блоков камня, идущих ровными рядами. Первоначальное назначение «экседры» заставляет авторов теряться в догадках: нимфей III в., раннехристианская церковь или преторий юстиниановского времени? Напомним, что Ф. И. Успенский считал нижнюю часть башни, то есть «экседру», склепом первых Великих Комнинов[668]. На сделанной Ф. Μ. Морозовым фотографии из ИИМК, соответствующей описанию С. Бэлланс, этот памятник запечатлен в значительно лучшем состоянии (например, рис. 15-17С)[669].

На других фотографиях из СПбФ АРАН, сделанных участниками экспедиции Ф. И. Успенского в 1917 г., видно, что над позднеантичной «экседрой» была довольно высокая средневековая надстройка, ныне полностью утраченная, в которой и размещалась Дворцовая церковь (рис. 9С)[670]. Ее фасадная часть, явно относящаяся не к позднеантичному периоду, а к эпохе Великих Комнинов, была оформлена в виде сложенной из тесаных квадров камня стены с полуциркульным завершением, тремя арочными окнами и входной дверью (рис. 10С)[671]. На фотографиях, снятых в интерьере, видна кладка стен, также выполненная из крупных