фотоаппарата, который он указывает в переписке в РГИА[622] – 10 × 15 см, никак не соответствует стеклянным пластинам, находящимся с СПбФ АРАН, –  они больше[623]. Скорее всего, это был экспедиционный фотоаппарат, который мог делать снимки на пластинах 18 × 24 или 13 × 18 – что считалось половиной пластины[624]. Известно также, что аппарат Н. Б. Бакланова, который он брал с собой, имел размер 16 × 18[625].

Авторство многих снимков указано в Byzantion – и, вероятно, “Boucklomov”, ошибочно указанный редакцией[626], есть тот же самый Н. Б. Бакланов Снимки Н. Б. Бакланова публикует и Хрисанф. Побывавшие в 1925 г. в Трапезунде Μ. Алпатов и Н. И. Брунов тоже воспользовались снимками Н. Б. Бакланова.

В идентификации трапезундских материалов помогают не только списки, составленные Ф. И. Успенским и Ф. Μ. Морозовым (?), но и надписи на обороте фотографий. Надписи, сделанные рукой Ф. И. Успенского, сомнению не подлежат, но рассчитывать на стопроцентную точность других надписей на оборотах не приходится. Например: Ф. 169. Оп. 1. Д. Л. 10 об. – указано, что из дворцовой церкви, на самом деле, просто из церкви Св. Евгения. На обороте некоторых фотографий подписи сделаны почерком жены Успенского – Надежды Эрастовны[627]. Но, судя по ее зачеркиваниям, она путала дворцовую церковь и церковь Св. Евгения. Другая часть надписей, вполне возможно, могла быть сделана случайным архивистом, сдающим или принимающим материал и не слишком погруженным в тему.

Часть трапезундских фотографий была издана самими участниками или же Бруновым, Алпатовым, Брайером и Хрисанфом. Не во всех случаях удается прояснить, каким образом попал к ним этот материал. К сожалению, часть фотографий, опубликованных Г. Э. Щегловым, указана без атрибуции. Так как размер фотоаппарата у Ф. Μ. Морозова был меньше, совершенно точно достаточно большое количество снимков принадлежало экспедиции (если Ф. Μ. Морозов не делал их с фотоаппарата экспедиции, конечно). Размер фотоаппарата А. В. Лядова, фотографа, приехавшего в Трапезунд на деньги коллекционера графа А. А. Бобринского, пока остается неизвестен. Ф. Μ. Морозовым сделано 200 фотографий памятников Трапезунда и окрестностей[628], причем в 1921 г. он повторно съездил в г. Трапезунд, чтобы выяснить судьбы памятников[629].

Например, фотографию Дворцовой церкви Г. Э. Щеглов не атрибутировал. Кроме фотографий и акварелей, а также зарисовок крепости, в архиве находятся барельефы[630], зарисованные Марией Минцловой, дочерью неофициального участника экспедиции С. Р. Минцлова[631].

Часть фотографий Ф. Μ. Морозова и экспедиции Ф. И. Успенского посвящены церкви Св. Анны (рис. 47-61А) – Г. Э. Щеглов напрасно пишет, что до нее не дошла экспедиция. Некоторые материалы (зарисовка барельефа, внешний вид) представлены в личном архиве Н. Б. Бакланова (см. там же).

Сохранились и фото экспедиции внутренней росписи[632], капителей, сделанных Ф. Μ. Морозовым, и ангела из апсиды церкви[633] (рис. 52А, 47-61А). Вот как писали о мраморном барельефе из церкви Св. Анны в газете «Трапезондский военный листок» № 36 от 11 декабря (Л. 3): «…небольшой мраморный барельеф, вделанный в стену над дверью с южной стороны. Хотя камень потрескался и скульптура местами попорчена, можно различить огромную сидящую фигуру со щитом и у ног ее – маленькую фигуру в руке»[634].

Известно также, что пропали акварели Н. К. Клуге внутренней росписи колокольни близ Св. Софии. Упоминание о них, описание того, что там изображено, а также жалобу на их отсутствие Ф. И. Успенский оставил на с. 150 «Очерков»[635]. Из перечисленных в отчете девяти пунктов[636], составивших список «полученных в Трапезуйте материалов», были выполнены далеко не все. Настоящее исследование частично восполняет пробел изобразительных материалов, относящихся к пунктам 4 и 5 – «придворной» башне цитадели с дворцовой церковью и пункту, посвященному городским воротам Трапезунда. Частично все ворота, входы и выхода из Кремля (или акрополя, как называл верхнюю крепость Ф. И. Успенский) были описаны в «Очерках из истории Трапезунтской империи», но без иллюстраций. В «Очерках» есть несколько указаний на ворота: у угловой северной башни, «на северной стороне Кремля, т. е. там, где он соединяется со средним городом, были одни ворота, вторые же секретные ворота всегда были закрыты»[637]; «большие заложенные ворота также можно было видеть на южной стороне Кремля против площади “Эпифания” <…> именно в громадной башне, бывшей ключом позиции до постройки “кулы”, т. е. башни Иоанна». Открытый же путь шел через северную стену Кремля» (фотографии и акварели с воротами крепости см. рис. 55-64В).

Изначальный проект экспедиции, высказанный А. А. Дмитриевским и Я. И. Смирновым на заседании РАО в феврале 1916 г., предполагал изучение и охрану в том числе более седой древности, чем Средневековье, – «высоких культурных ценностей, уцелевших в Трапезуйте с Анатолийских времен античной древности и средневековья»[638]. Однако силы Ф. И. Успенского как византиниста ушли в первую очередь на выявление средневековых памятников времени Трапезундской империи. Отдельные античные барельефы в немногочисленных снимках удалось запечатлеть лишь Ф. Μ. Морозову и, возможно, также фотографу графа-коллекционера А. А. Бобринского А. В. Лядову.

§ 3.2. Храмы

Дворцовая церковь

Дворцовая церковь (Приложение С) упоминаеотся в одном из важнейших источников по истории Трапезундской империи – «Энкомии Трапезунду» Виссариона Никейского (1436 г.)[639]. Об этом небольшом, но прекрасном храме, украшенном великолепными росписями, говорится в конце описания дворца Великих Комнинов, располагавшегося на акрополе. Однако об этой церкви в энкомии написано всего одно предложение[640], поэтому материалы экспедиции Ф. И. Успенского на данный момент являются самым полным о ней иллюстративным и описательным рассказом.

Скорее всего, Ф. И. Успенский обнаружил храм 1 или 2 августа 1916 г. в одной из башен цитадели[641], к исследованию которой вернулся уже 14 августа, нуждаясь в помощи двух или трех человек. К этому времени домовая церковь была давно заброшена и находилась в полуразрушенном состоянии и без кровли, из-за чего росписи на стенах были в значительной степени утрачены. Росписи располагались в три регистра: в верхнем – фрагменты двунадесятых праздников, в среднем – несколько фрагментов сцен из жития Богородицы, в нижнем – более крупные фигуры святых, среди которых было изображение святого покровителя Трапезунда мученика Евгения. Сообщение о находке Дворцовой церкви и краткое описание фресок Ф. И. Успенский опубликовал сразу же по возвращении в Петроград[642]. В июне-июле 1917 г. исследование Дворцовой церкви было продолжено уже с участием новых членов