доказали, отчасти дают всё новые и новые указания на то, что древнейшие наши христианские памятники Киева и Чернигова вовсе не являются, как то принималось прежде за не нуждающуюся в доказательствах истину, созданиями исключительно константинопольских мастеров; напротив того, многое в русских памятниках домонгольского периода вовсе не находит себе подобия в Цареграде и ближайшими источниками для много оказывается Анатолия; так, например, здесь, а не в Константинополе, нашлись ближайшие аналогии планам Софийского собора Киева и Спасского собора Чернигова; самую “Шапку Мономаха” академик Η. П. Кондаков признаёт изделием не Цареградским и в числе вероятных мест ее изготовления указывает и на Малую Азию; несомненные Малоазиатские рельефы можно указать на многих орнаментальных и фигурных рельефах Киева; еще менее выступают тесные связи нашего Юга с Анатолийским побережьем в различных мелких поделках последующих, XIII-XV веков»[609]. Видимо, эти мысли побудили Ф. И. Успенского сравнивать «мономахову шапку» и другие венцы с изображением ктиторского головного убора. Однако это исследование не было доведено до конца.

Поблизости от дворцовой церкви, писал Ф. И. Успенский, «отмечаются четыре арки весьма больших размеров (см. план Μ. Э. Керна с фасадом и разрезом, рис. 22В); ясно, что здесь в кремле был или большой портал, или особая постройка; здесь найдены основания двух пилонов, которые служили базой для той лестницы или крыльца, что вело в царский дворец, как о том говорит Виссарион[610]. Неподалеку найдены обломки фриза хорошей работы», – писал Ф. И. Успенский в «Очерках». Действительно, дворец Комнинов должен был быть где-то недалеко от домовой церкви. На него военный инженер и художник Μ. Э. Керн тоже обратил свое внимание. Сохранились сделанные инженером зарисовки покоев трапезундской императрицы (рис. 18В), а также некоторые другие акварели и фотографии участников, посвященные этой части трапезундского кремля.

В № 30 газеты «Трапезондского военного листка» от 4 декабря приведено описание крепости, в которых особенно выделяются две башни: Мехмеда II (рис. 26-30В) и южная башня (кула Иоанна) (рис. 36-42В): «План укреплений, воспроизводимый по оставшимся развалинам, может быть изображен так: в самой верхней части крепостной площади находились главная башня и цитадель, наружная стена которой была проведена поперек узкого перешейка, между двумя лощинами: это был самый слабый пункт всей окружности крепости, и потому укрепления были сильнее всего с этой стороны. Построенная в толще этой наружной стены массивная четвероугольная башня поднималась высоко над стенными зубцами и защищала крепость от нападения с юга, но почти непосредственно от подножья башни начинается подъем холмов, окружающих бухту, и эти склоны господствуют над крепостью с южной стороны, где она и без того, по природным условиям своим, более всего уязвима; отсюда ей пришлось выдержать самые грозные атаки со стороны гатов, грузин, сельджуков, туркменов и оттоманских турок. Все пространство между стеной и лощинами, в верхней части крепости, было занято главной башней и дворцом».

Несколько фотографий внутри цитадели от 1916 г. были опубликованы в книге Брайера-Винфилда (в том числе палаты царицы), однако не все. По сохранившимся фотографиям экспедиции можно сделать вывод, что крепость была неплохо снята исследователями: по возможности подробно, с нескольких сторон. Кроме дворцовой башни еще одна нуждается в особенном, более полном представлении – башня Магомета II, как писал Ф. И. Успенский[611], расположенная как раз на восточной стене Кремля. По всей видимости, в книге Брайера именно эта башня названа «угловым бастионом» (“angled bastion”) и указана на рис. 128b (vol. II) почти в разрушенном состоянии. На рис. 130а и 130b отсняты находящиеся на ней рельефы[612]. Вероятно также, что эта цитата из «Очерков» говорит об указанных на фотографии воротах: «… именно в громадной башне, бывшей ключом позиции до постройки “кулы”, т. е. башни Иоанна. Здесь, на южной стороне башни, наблюдаются признаки заложенных и обведенных каменной стеной ворот» (из главы I). Если так, то кула Иоанна, с точки зрения Ф. И. Успенского, была построена позже башни Мехмеда II[613].

Можно предположить, что башня Мехмеда II была построена с целью защиты, когда верхний город еще не потерял оборонительного значения. Поскольку начало постройки среднего города относится к началу – середине XIV в., вероятнее всего, что эту башню можно датировать концом XIII в., что совпадает с анализом кладки крепости у Брайера и Винфилда. Исследователи относят кладку кулы к типу DI, что соответствует концу XIII в.[614] А вот что говорится про эту башню в описании крепости из «Трапезондского военного листка» № 36 от 11 декабря 1916 г., сделанном под именем некоего А. Орлова: «По крутому спуску можно войти в ворота пустой башни, примыкающей к цитадели. На огромной угловой башне, смотрящей с высоты неправильной стены в земную пропасть, резко выступает большая блестящая белая надпись, повествующая о завоеваниях Магомета II. Сама башня, очевидно, была выстроена в более позднее время, чем стена, над которой она возвышается, сливаясь с нею фасадом. Цвет камня, из которого она построена, слегка бледнее стены, а надпись, теперь сильно выветрившаяся, свидетельствует о том, что она воздвигнута Императором Иоанном IV, предпоследним из династии Комненов».

Другая ныне не существующая башня, которую удалось обнаружить на фотографиях экспедиции в южной части крепости, – кула (башня) Иоанна.

«Для защиты города в южной части Кремля построена была царем Кало Иоанном[615] огромная кула или башня… – писал в “Очерках по историия Трапезунтской империи” Ф. И. Успенский. – Площадь Эпифания находилась перед ней»[616]. Ф. И. Успенский предлагает датировать башню временем Иоанна II Великого Комнина, то есть концом XIII в., тогда как Брайер и Винфилд относят кладку башни к типу F (1458/60)[617]. «Необходимо принять во внимание, – отмечал Ф. И. Успенский, – что постройка в Кремле ориентировалась на западную восточную[618] сторону в направлении к Константинополю. Чтобы <…> план дворца и жилых помещений, следует считаться с направлением фундаментов, сложенных из громадных блоков, характерных до Юстиниана для римской эпохи. Дворец и парадные здания расположены были над сохранившимися фундаментами и остатками импозантных зданий. Ключ архитектурных и археологических проблем лежит в раскопках тех сооружений[619], которые идут на юг, к конечной башне, куле Иоанна. На глубине 4-5 аршин[620] можно здесь добраться до первоначального уровня, на котором

Если акварели подписаны, то вопросы авторства фотографий, на первый взгляд, более сложные. Например, Г. Э. Щеглов утверждает, что часть фото экспедиции из Ф. 169. Оп. 1. Д. 9 была сделана Морозовым. Фотографии Морозова, хотя и во многом идентичны фотографиям экспедиции Успенского[621], но размер его