– Я бы, кстати, тоже не отказалась от поездки, – призналась я. – Никогда не была так далеко от дома.

– Да, это почти что другой мир, – согласился Джеймс, постукивая волшебной палочкой по котлу. Пузырьки зелья были совершенно одинаковыми – поднимались на золотисто-розовой поверхности, делали круг и снова тонули.

– Нет, правда же! – сказала я. – Нужно будет поговорить с Шираном. Ему ведь обязательно понадобятся зельевары там, на месте. Мало ли что…

Джеймс посмотрел так, словно понял, что именно я имею в виду. Кивнул.

– Да, с этими чудовищами всякое бывает. Теперь кристаллы коригума. Три средних, а не пять малых.

– Вы уже готовили такое зелье? – живо осведомился Эдвин. Джеймс едва заметно улыбнулся.

– Нет. Но я чувствую, как будет лучше. Это опыт.

– Да, у отца тоже такое бывает, – согласился юноша. – Он иногда смотрит на зелье и видит, что в рецепте нужно поправить. Никогда не ошибался.

Коригум имел насыщенно-сиреневый цвет с золотыми искрами. Взяв щипцы, мы осторожно погрузили кристаллы в зелье и сделали шаг назад. В котле захрустело и затрещало – когда установилась тишина, Джеймс произнес:

– Теперь – сорок восемь часов вызревания. Выходим из лаборатории, запираем ее и ровно двое суток делаем, что хотим.

Защитные чары сделались гуще. Мы выступили из-под их покрова, и я вдруг поняла, что воздух снаружи намного свежее и чище. А еще – что в нем очень сильно пахнет полевкой, которой хватило глупости забраться в замок.

Нет, надо ее точно проучить. Задать такого перцу, чтобы вся ее семья запомнила навеки.

Я думала об этом, уже вылетая из лаборатории. И внезапно влетела всем телом во что-то невидимое и липкое… ах, да! Это защита, которую установил дракон, чтобы одна синская болотная сова не насыпала перьев в зелья…

Я кубарем полетела вниз – Джеймс успел подхватить меня и зашипел от боли в раненой руке. Я заухала, завозилась, запушилась – там полевка! Нет никого хуже полевок: с виду они такие миленькие, хорошенькие, не то что крысы с длинными хвостами. И вот эти мимимилости способны весь дом сожрать.

– Тихо, тихо, госпожа сова, – промолвил Джеймс, неловко гладя меня по крыльям. Он прошел по коридору, продолжая гладить, и я поймала себя на том, что ухаю уже не так свирепо. – Все хорошо. Это тяжелый магический фон зелья. Сможешь вернуться в человеческий облик?

Быть человеком? Вот еще. Я не задала перцу тем наглым воронам. А пусть не таращатся, как дуры! И с полевками надо разобраться. Уху!

– Не можешь, – сокрушенно произнес Джеймс. – Ладно. Попробуем другой способ.

***

Он принес меня в мою комнату и, усадив на кровать, уселся рядом и принял теневой облик. Я сразу же захотела клюнуть этого котищу как следует. Вот так тюк по башке, чтобы не воображал!

Но не успела. Кот прижал меня лапами так, что я и шевельнуться не могла. Все-таки завозилась, показывая свое мнение по поводу, но мягкие лапы оказались неожиданно сильными.

– Уху! – заявила я. – Сейчас как дам!

Кот заурчал и замурлыкал так, что я передумала. В его лапах было тепло и спокойно, и постепенно я тоже успокоилась.

Ладно. Потом поймаю эту полевку. И вороны от меня никуда не денутся. Будут сидеть на ветках в шахматном порядке и каркать по часам. Еще не знают, с кем связались.

– Это очень-очень плохо, – промурчал кот. – Ты не должна обращаться так часто. Я надеялся, что обращения не станут постоянными. Что же нам с этим делать, госпожа сова?

С чего это он взял, что “очень-очень плохо”? Сова – мудрая царица всего крылатого племени. Быть совой – прекрасно. Зелья какие-то, магия… выдумали тоже. Глупый кот.

– Пойдем поймаем полевку, – предложила я. – Так и бесит, зараза такая!

В теневом облике все существа понимают друг друга. Кот снова муркнул, сменил позу так, чтобы не задавить меня с концами, но лапы так и не разжал. Я примерилась было клюнуть его, но снова передумала.

Вдвоем мы тут наведем порядок. Никакая мышь, никакая крыса сюда не сунется. В принципе, коты похожи на сов. Только подурнее, и крыльев у них нет.

– Мр-р, – согласился кот. – Поймаем. Я вот такущую крысу однажды поймал.

Я сощурилась на него. Врет, подушечный лежатель. Не ловил он никаких крыс.

– Какущую?

– Вот такущую! – кот развел лапы в стороны, и я вылетела из них и уселась на угол шкафа. Догони теперь!

Кот смотрел на меня с настоящей обидой. Ну что поделать, не великого ума вы звери. Крысу он ловил, ага. Как же. Ты и хвоста своего не поймаешь.

– Иди сюда! – кот присел на задние лапы, махнул передней. – Иди сюда, говорю!

– Вот еще! – я сурово распушилась и угукнула так, что по всему дворцу отдалось. – Зачем это?

Кот сел, обвил лапы хвостом. Вот откуда у этих пушистых дурней такое умение: как ни сядет, как ни ляжет, всегда будет грациозный красавец.

– А я тебе сказку намурчу, – пообещал кот.

– Тоже мне, сказка! Я ее и отсюда послушаю.

– Иди сюда, сова. Ты теплая птица, ты мягкая птица. Иди, сказку намурчу тебе, и ты уснешь. А потом мы за полевками пойдем. Они вылезут, дурищи такие, а мы схватим.

Ладно. Посмотрим, как этот диванодав умеет охотиться. Я слетела со шкафа на кровать, села рядом с котом.

– Давай, рассказывай свою сказку.

– Жила-была девушка. Звали ее Абигаль, и умела она варить самые лучшие зелья на свете, – завел кот речь на низких урчащих тонах. А потом встретила она другого зельевара, и они подружились. И больше не расставались никогда…

– Дурацкая сказка, – сообщила я, и кот молниеносным броском повалил меня на кровать и снова обхватил лапами.

– Пусть дурацкая, зато не выберешься теперь, – произнес он и принял человеческий облик. Взял меня на руки, прижав к себе, и печально произнес:

– Нет, мой теневой облик тебя не