Я помню отрывки из того вечера, но и они заставляют меня краснеть до пяток. Помню, мы оказались с Катей в каком-то тёмном закутке. Темень породила тёмные мысли. Как я ненавижу себя за это! После этого банкета Катя преданно заглядывала мне в глаза, пытаясь разгадать мои мысли; она вправе была знать мои мысли, потому что я много чего в тот вечер обещал. Я стал избегать встреч. Потом напросился в длительную заграничную командировку в одну из арабских стран. Вернулся через три года, привёз деньги и подарки. Для Кати купил дорогой браслет с драгоценными камнями, хотел при вручении подарка попросить прощения и спросить, согласна ли она быть моей женой. На веки вечные. Кати в управлении не было ни в первый день, ни во второй, неделя заканчивалась, а она так и не появилась. Мне удалось узнать, что она вышла замуж за молодого геолога, и они уехали в одну из республик бывшего Союза. У них родился ребёнок, кажется, мальчик, поведали мне её коллеги.

Заводить любовниц и любимых женщин после Кати мне расхотелось; более того, кажется, что мой век окончен… Жена совершенно мне безразлична, но я терплю её. Иногда желаю ей встретить такого человека, который бы был ей нужен, и чтобы были они счастливы. Делить нам нечего и некого. Детей нет. Был один, да прожил всего три дня. Спалось тревожно. Свет от проходящих автомобилей рисовал причудливые картины на стене комнаты, и это мешало мне уснуть. Потом сны стали донимать. Тяжёлые, чёрные сны с тупиками на мрачных улицах, узкие безлюдные коридоры без окон и дверей. Просыпался чуть свет. Лежал, дожидаясь ухода жены на работу. Уходила, тихо притворив дверь. Пил кофе, съедал завтрак, приготовленный женой, и по безлюдной улице, по грязной дороге брёл на работу. Хотелось встретить кого-нибудь, кто бы подсказал, как мне дальше быть, да спросить некого. Каждому, дай Бог, в своих делах разобраться, до чужих ли ему.

После работы шёл в пивной бар, пропускал там рюмочку водки, домой идти не хотелось. Хотелось раствориться так, чтобы и одной молекулы от меня не осталось! Приходил домой поздно ночью. Жена спала. Выпив чашку кофе, я тоже валился на диван.

«Если в жизни тупик, беги к родным берегам, там твоё спасение!» — шепнул кто-то мне на ухо. С этими словами я уснул крепким сном. К моему удивлению, я не забыл этого совета. На работе подошёл к стене, на которой висела карта Российской Федерации, нашёл свой отчий сибирский закуток, и как вернулся в босоногое детство. Я слышал визг ребятни на маленькой взбаламученной речушке, вдыхал терпкий цветочный аромат лета, тёплое солнышко грело мне выгоревшую макушку, шею и спину… Вот и моя мама. Она стоит у ворот и ждёт отца, из-под козырька ладони просматривает всю улицу. На улице ни души. А вон и отец идёт домой. Он ссутулился, лицо и шея черны от загара, руки пахнут смолой, на плече у него топор. Во дворе младшая моя сестрёнка. Ей всего три года. Я нянчу её, когда мама уходит на работу. Сестрёнка не капризничает, она понимает, что все заняты делом и им не до её капризов.

Через дорогу живёт мой дружок Васька, вдоль улицы, по нашему ряду, через три дома — другой дружок, Колька. Где они сейчас? Живы ли?

Домой пришёл сразу после работы. Жены не было, но скоро и она вернулась. Молча прошла в комнату и долго оттуда не выходила. Вышла, когда я на кухне пил чай, поглядывая на телевизор. Там шла передача о дележе имущества супругов-артистов. Оказывается, наши бедные артисты не так и бедны. Рядовой актёр, ни Тихонов, ни Леонов, ни Баталов, ни Ульянов, а обыкновенный «листратишка», засветившийся в двух-трёх ролях, имеет, кто бы мог подумать, несколько квартир в престижных районах Москвы, есть недвижимость за границей, миллионные счета в иностранных банках. «Как безграмотен и бескультурен наш народ, — подумал я, — у него кумиром числится серая бездарность, которой он щедро платит за пошлость!»

Слышу, как за спиной льётся вода из крана в чайник, поджигается газ.

— Я решил уехать на родину, — говорю я, не оборачиваясь. — Развод можем оформить сейчас, можно потом. Но лучше сейчас.

— Делай как хочешь, — вяло отозвалась жена. Выключила газ и ушла в комнату.

Чтобы не передумать, не затаскать вопрос с переездом и разводом, я, не откладывая дел в долгий ящик, написал заявление о разводе, на обеденном перерыве отнёс его в суд. По пути зашёл в кассы железнодорожного вокзала, уточнил стоимость билетов от Орла до Иркутска. В суде дело приняли к рассмотрению только через месяц. Далековато. Лучше бы поскорее, чтобы приехать не в сезон дождей и грязи, а чтобы и солнышко ещё грело. Заявление об увольнении никого не удивило.

— Что так внезапно? — спросил коллега и сосед по кабинету. — Дядя миллионер умер?

— Пусть живёт! К миллионам мы не привыкшие, а потому они нам лишние, — ответил я.

— Не скажи! — не согласился с моими доводами сосед. — Хотелось бы пожить, как живут проклятые капиталисты, чтобы потом можно было со знанием дела их клеймить позором!

Долгая дорога в поезде разложила по полочкам мои разбегающиеся мысли, мне стало понятно то, что вчера ставило в тупик. Я отбросил все сомнения в правильности своих странных, на взгляд посторонних, действий, и вот я в родных местах!

В ясный сентябрьский день, когда троица сидела за столом, хлопнула калитка, и тут же кто-то постучал в дверь. Троица недоумённо переглянулась.

— Войдите! — по праву старшего разрешил Сергей. Вошёл незнакомый мужчина, одетый по-городскому. Поздоровался.

— Садитесь к столу, — пригласила Нина, придвинув на свободное место чашку с блюдцем. — Отведайте нашего чаю с мятой.

— Спасибо! — поблагодарил вошедший. — Я, неверное, не вовремя. По делу я.

— Садитесь, — тоном, не терпящим возражений, сказал Сергей. — Тут и о деле переговорим.

«Что-то знакомое в лице, а не узнаю, — всматривался Сергей в гостя. — Явно наш, а кто — не признаю».

— Дело моё такое, — посмотрел на Сергея гость, признав в нём главного, — приехал сюда жить, навсегда. Вот ищу, куда бы влиться. Одному как-то несподручно. Непривычно. Всю жизнь в коллективе, а тут раз — и полное одиночество. Мне сказали, что у вас что-то похожее на кооператив…

— Вы хотите вступить в кооператив, чтобы трудиться и получать зарплату? — спросил Сергей.

— Да. Так, — гость смотрел на Сергея, осмысливая его вопрос, касающийся