Шрифт:
Закладка:
– И не страшно? – заметно дрогнувшим голосом спросил Глушков.
– Мне всегда страшно, но я уже давно не обращаю на это внимания.
– Я ведь вам войну объявить могу!
Степан положил трубку и пристально посмотрел нахалу в глаза.
– А разве ты войну мне не объявил? Прицепился как клещ!
– А что ты предлагаешь? Жить дружно?
– Ты этого хочешь? Поэтому ко мне цепляешься?.. Что тебе конкретно нужно? Бесплатный абонемент на посещение сауны?
– Какой сауны? – изобразил удивление Глушков.
– С девочками… Или ты думаешь, я не знаю, как ты проводишь здесь время? И с кем!.. Знаю! Это моя земля, и я знаю все, обо всех!
– И все равно, не понял, какая сауна? – Глушков кашлянул, видно, от волнения пересохло в горле.
– Да все ты понял!.. Оставь меня в покое, Александр Миронович, и никто ничего не узнает.
– А с кем я в сауне время проводил? – уже совсем другим тоном осторожно спросил майор.
– Не знаю. Но если нужно будет, обязательно узнаю.
– Обязательно?
– И в свободное от работы время… Сейчас у меня такого времени нет! – Степан взглядом указал на дверь.
Но Глушков этого как будто не заметил.
– Снова убийство? Я слышал, стриптизершу задушили.
– Почти.
– Почти стриптизершу?
– Почти задушили… Александр Миронович, вам пора!
– Это Сафрон все!
– Откуда такая информация? – оживился Степан.
Глушков знал о раненом сафроновском бандите, значит, у него есть в Битово свои информаторы. Или даже в кодле Сафрона имеется стукачок, все возможно.
– Ну, есть предположение.
– Предположений мало, улики нужны.
– Улики… Это же Сафрон, у него все покрыто мраком.
– Если вдруг узнаете что-то конкретное, сообщите мне!
– Это приказ? – удивленно и без обиды повел бровью Глушков.
– Если не трудно.
– Хорошо…
Степан шумно выдохнул, когда за майором закрылась дверь. И затаил дыхание. А вдруг этот жук сейчас вернется?
Глава 13
Контора в затылок дышит, Людочка приказала долго жить, Круча на голову совсем сел, еще и Гонсалес налажал, мог бы сразу пробить про новое убийство, а нет, проспал момент. Но так и Сафрону хотелось спать, бурная ночь давала о себе знать, глаза закрывались сами по себе. Людочка где-то по кладбищу ходит в белом неглиже, фатой машет, Васильев за ней бегает в жениховском костюме, цветок в кармане пиджака, гармонь откуда-то взялась, кто-то засмеялся, толпа подхватила, загоготала. Сафрон все понимал, засыпает он, ничего страшного, даже если хохочут на кладбище…
Проснулся он в полной тишине. Спальня, кровать, обстановка вроде бы привычная, но почему руки привязаны к передней спинке, а ноги к задней? Крепко привязаны, ноги не сдвинуть. А на тумбочке звонит телефон. Сафрон смог поднять голову и глянуть на дисплей. Гонсалес звонит, видимо что-то важное, а он лежит как живое распятие.
– Ленусик!
– Чего орешь?
Как оказалось, Ленусик находилась совсем рядом, стояла за спиной. И смотрела на него.
– Мне сейчас не до шуток!
– Мне тоже.
– Гонсалес звонит!
– Мне звонит! – Ленусик взяла телефон и нажала кнопку сброса вызова. – Сама к нему схожу!
– Куда ты к нему сходишь?
– Да внизу он, меня ждет…
– Что ты несешь, дура?
Сафрон слишком широко открыл рот, и Ленусик тут же заставила его об этом пожалеть. Свернутые в комок носки вошли в рот чуть ли не на всю глубину.
– Телефон возьми! – Ленусик сунула телефон в руку. – На громкую поставь, я тебе позвоню, разговаривать с тобой буду. Из-под Гонсалеса… Или мне лучше сверху?
Сафрон возмущенно замычал.
– Лучше снизу?.. Уговорил!
Ленусик сделала ему ручкой и вышла из спальни. Сафрон сдаваться не хотел, задергался, пытаясь расслабить узлы на веревках или расшатать кровать. Но ничего не получалось, только телефон вывалился из рук и упал на пол. Сафрон бился как рыба об лед, а в это время Ленусик трахала Гонсалеса. Телефон звонил, но Сафрон не мог ответить. А Ленусик сменила позу, теперь она неслась галопом, обнаженная грудь тряслась в такт движениям, волосы развеваются. Сафрон вдруг с ужасом осознал, что у него эрекция. Причем сильная.
Он затих, закрыл глаза, пытаясь успокоиться. А в спальню вошла Ленусик, волосы растрепаны, лицо красное. А в руках портняжные ножницы.
– А-а, я знала, что я понравлюсь тебе с Гонсалесом! – восторженно протянула она.
И звонко клацнула ножницами.
– Начнем?
Сафрон до боли вытаращил глаза, когда ножницы коснулись его гениталий. Ленусик смотрела на него с искренним злорадством, в таком состоянии она способна на все, он хорошо это знал. Поэтому на лбу выступил холодный пот. И лезвия ножниц сомкнулись выше члена.
– Что бы ты хотел сказать своей Людочке перед встречей с ней?
Сафрон замычал, взывая к разуму Ленусика.
– Хочешь знать, зачем ты ей такой нужен?.. А не нужен ей такой козел, как ты!.. И мне ты не нужен!..
Ленусик снова развела ножницы, Сафрон в ужасе зажмурил глаза. Знал он, что баба у него с прибабахами, но не думал, что настолько.
– Что, страшно? – продолжала кошмарить она. – А не надо было Людочку эту раздвигать! Говорил: «Нет, нет», а оказалось, что да?.. Вот и как мне твой кобелизм лечить?
Сафрон замычал, мотнув головой. Он обещал больше не грешить, но сам же не верил себе. Сейчас главное – пообещать, а вешать он будет потом. Ленусика. А разве она этого не заслужила?
– Больше не будешь? – Она убрала ножницы, вытащила кляп.
– Совсем ошалела?.. – задыхаясь от возмущения, спросил он. – Развязывай давай!
– А ты меня потом как Людочку, да? Как ее там грохнули?
– Не трогал я твою Людочку!
– И меня не тронешь?
– Нет. Если в пять секунд уложишься. Развязывай давай, время пошло!
Увы, но Ленусик во время уложилась, все четыре узла на бантиках, дернула – и развязались. Сафрон вскочил, схватил ее за горло.
– Дура?
– Ты обещал!..
– Короче, делай что хочешь, но я должен долго-долго тебя искать. Как минимум…
Она задумалась.
– До завтра?
– До конца месяца!.. Исчезни!
Сафрон вдруг понял, что хоть и злится на Ленусика, убивать ее не хочет. И даже бросать ее. Никому бы такую выходку не простил, а ей почему-то позволительно. Потому что она особенная. И, можно даже сказать, единственная. А с Гонсалесом она точно не грешила? Приколоться решила, на нервах поиграть… Или что-то было?
Зыркнув на Ленусика, Сафрон оделся, вышел в холл, Гонсалес сидел на диване, и не вразвалку, а так, чтобы подняться при малейшем шухере. И поднялся – навстречу ему. Пацан робел перед Сафроном, но в пределах допустимого. Зевнул сегодня, не смог