также символом богатства и процветания, османская шелковая промышленность, сосредоточенная в Бурсе, имела решающее значение для экономики обеих империй. Сефевиды угрожали поставить эту отрасль в опасное положение.

Написание истории династии

Столкнувшись с серьезными религиозными, политическими и экономическими угрозами, с внутренними противниками, связанными с внешними врагами, альтернативными претендентами на трон и конкурирующими моделями правления, такими как божественный суфийский шейх и сефевидский шах, Баязид II ответил военным и дипломатическим оружием, когда это стало необходимо. Но он также ответил пером и чернилами. Написание истории было созвучно имперским амбициям. О властителях судили как по успеху их военных кампаний, так и по величию произведений, написанных в их честь – их культурному капиталу. Покровительствующий литературе правитель казался достойным своего султаната. Двор Баязида II поощрял или нанимал писателей для прославления его самого и его династии, повышения престижа и утверждения его притязаний. Хотя эти люди, возможно, и не были официальными историками, они, тем не менее, поддерживали династию. Будь то гази, суфии или ученые персидские государственные деятели, их щедро вознаграждали за предоставление приятных хроник двору Баязида II[318].

Османы постоянно меняли свое понимание того, кто они такие и что для них важно. Только в XV в., втором из более чем шести столетий их правления, османы решили нанять писателей, чтобы сохранить подвиги династии для потомков. И когда они это сделали, все писатели, казалось, были согласны. Они приняли классовую систему с султаном на ее вершине и считали естественным, что османская династия имеет основания править, что наследование должно перейти от султана к одному из его сыновей и что подданные, несомненно, должны быть их слугами. Никто не пытался связать королевскую семью с родословной Мухаммеда или Чингисхана. Такие утверждения легко опровергались. Вместо этого все они согласились с тем, что османы произошли от тюркского племени огузов на западе Центральной Азии и были преемниками сельджуков Румского султаната.

Однако в самых ранних отчетах об османах, посвященных династии, но не заказанных ею, говорилось о предках Османа и огузах как о попутчиках по дороге к Газавату, священной войне.

В этих отчетах утверждалось, что они были товарищами по оружию, но отец Османа, Эртугрул, не считался потомком Огузов[319]. Однако во времена правления Мурада II, когда наследник Тимура Шахрух, как и его отец, потребовал, чтобы османы признали его сюзеренитет, те отказались и создали генеалогию, делавшую Эртугрула лидером огузов. Мотивация состояла в том, чтобы заявить, что их происхождение ни в коей мере не уступает происхождению Тимура. Они никому не были обязаны быть слугами, и уж точно не монголам. Если Эртугрул был послан в Анатолию сельджукским султаном, а позже назван преемником последнего сельджукского султана до того, как эта империя рухнула, то османы были их законными политическими наследниками. Именно в тогда появились первые хроники Османской династии, включавшие историю наследования сельджуками, и впервые были записаны истории, составляющие «Книгу моего деда Коркута», повествующую о подвигах огузов[320].

Согласно «Книге моего деда Коркута», огузы были народом, главной ценностью которого считалась мужественность – черта, присущая как мужчинам, так и женщинам. Мужественность – это храбрость человека, не обращающегося в бегство от врага. Мальчика не назовут мужественным, пока он не отрубит головы и не прольет кровь[321]. Идеальная жена вставала раньше мужа, садилась на его коня и приносила ему несколько голов, прежде чем он добирался до врага[322]. Храбрые воины-огузы носили золотые серьги, щеголяли усами и верили, что лучшие лошади были выведены от сверхъестественного жеребца[323]. Их марш сопровождался звуком боевых барабанов, чайников, рожков и дудок. Они несли знамена и штандарты с конскими хвостами, добиваясь расположения девушек или товарищей своими проявлениями доблести. Для развлечения они смотрели, как быки борются с верблюдами или как мужчины борются с быками. Они отправлялись на охоту и соколиный промысел и сами были честными, похожими на соколов вождями-воинами, степными кочевниками, которые жили в палаточных лагерях. Их войлочные шатры располагались на деревянном каркасе и напоминали по форме ульи с дымовыми отверстиями в золотой оправе[324]. Они пасли десятки тысяч овец, коз и верблюдов и ездили верхом на арабских лошадях.

Они охотились и сражались с помощью крепких луков, копий, булав, палиц и мечей.

На пирах они ели тушеную баранину и забивали лошадей, рыжих верблюдов, белых и черных овец и крупный рогатый скот. Их приносили в жертву, чтобы выразить благодарность богам. Огузы пили перебродившее кобылье молоко, а также крепкое красное вино из золотых кубков, которые подавали девушки-рабыни. Огромные собаки и вооруженные рогатками мальчишки гнали животных по степи, опасаясь волков, хотя и почитая их. Огузы мигрировали между долинами зимой и горами летом в поисках пастбищ для скота. Летом их привлекали тень деревьев и прохладные ручьи.

Исторические и генеалогические усилия, включая выбор огузов в качестве предков и провозглашение себя законными преемниками сельджуков, были частью пропагандистской войны против конкурирующих туркменских империй и княжеств в Анатолии, Центральной Азии, Иране и арабоязычном регионе. Дулкадыр, Кара-Коюнлу, Караманиды и Ак-Коюнлу – все они сражались за контроль над Восточной Анатолией и заявляли о собственном прославленном происхождении, реальном и вымышленном, от центральноазиатских ханов. Многие из этих соперников также претендовали на происхождение от огузов. Распространение османской родословной во время правления Мурада II, показывающее, что османы происходили от «старшего сына старшего сына Огуз-хана», было очевидной попыткой сделать их самой законной тюркской династией в регионе[325]. Это ответило бы на необходимость объяснить, кем были османы, как происхождение и политическое назначение привели их к власти, и заставило бы замолчать других претендентов на трон.

Едва ли уверенные в себе, османы все же сочли необходимым объяснить, что произошло после вторжения Тимура в 1402 г. и во время междуцарствия, включая восстание шейха Бедреддина. Во время правления Баязида II объем исторических работ увеличился.

Баязид II стремился сформулировать новое имперское сознание как на простом турецком, так и на утонченном персидском языках, чтобы улучшить имидж своего предшественника и отца Мехмеда II перед лицом негативной реакции на его жесткую политику и обосновать собственные претензии к соперникам в борьбе за османский трон. Построение Мехмедом II объединенной, централизованной империи – отказ от священных воинов гази в пользу обученных османами христианских рекрутов, янычар – напрягало население бесконечными военными кампаниями и, как следствие, нескончаемым спросом на новые источники финансирования.

После возвращения из военной кампании 1484–1485 гг. в Юго-Восточной Европе и завоевания молдавских черноморских портов Килия и Аккерман, которые Мехмед II взять