— Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя лишней. Ты слишком хороша для этого.

Ее взгляд скользит по моему лицу. — Я хочу разделить это с тобой, Антонио. Я хочу испытать с тобой больше… этого. Но я могу сделать это только до конца этого учебного года. После того, как ты женишься… — Она сморщилась. — Я не могу быть с тобой в таком состоянии, когда ты женишься.

— Ты же знаешь, что у меня нет никаких чувств к Авроре.

Она кивает. — Знаю. Это единственная причина, по которой я буду с тобой сейчас. Но когда ты женишься, все будет по-другому. Я не знаю, почему. Просто это так. Я знаю, что в нашем мире мужчины нередко путаются с кем то, но для меня… ты возьмешь на себя обязательства перед Богом и всеми… ты будешь спать с ней, чтобы произвести на свет наследника…

София сокрушается при этой мысли. Если честно, у меня тоже желудок сводит при этой мысли. Я старался не зацикливаться на том, что в брачную ночь мне придется отнести Аврору в свою постель.

Я хочу спросить Софию, что она планирует делать с Джованни, но это не мое дело. Не сейчас, когда я помолвлен с другой женщиной — по договоренности или нет. Тем не менее, его кровь будет на моих руках, если я узнаю, что она дурачится с ним в то же время, что и со мной. Одна мысль о том, что он может прикоснуться к ее телу руками или губами, приводит меня в ярость.

— Я понял. — Я подношу ее руку ко рту и целую костяшки пальцев. — Но мы должны быть осторожны. Никто не должен знать.

Я говорю это больше ради нее, чем ради себя. Я наследник преступной семьи Ла Роза. Никто и глазом не моргнет, если узнает, что я сплю с кем-то, кроме своей невесты. Так уж устроен наш мир. Конечно, отец прочтет мне лекцию о том, что надо быть осмотрительнее, но никакого реального осуждения я не получу.

София же, напротив, будет восприниматься как запятнанная женщина, а я этого для нее не хочу. Только мы вдвоем можем понять, как нас тянет друг к другу. Я не могу смириться с тем, что из-за меня на нее смотрят как на неполноценную.

— Я никому не скажу. Даже Мире.

Я приподнял бровь.

— Я серьезно, — говорит она.

Мне чертовски не нравится, что нам приходится хранить тайну, но это единственный способ защитить репутацию Софии и обеспечить ее будущее в семье.

Я обхватываю рукой ее шею и притягиваю ее к себе для поцелуя, а затем вздыхаю. — Мне пора.

Сейчас глубокая ночь, и я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я здесь был. Если я останусь здесь, я могу заснуть, и тогда мне придется улизнуть, когда все уже проснутся.

— Я знаю. — Ее голос почти шепот.

Она отползает от меня, как будто боится, что если останется рядом со мной, то не сможет позволить мне уйти. А может быть, это просто мое собственное желание.

Боже. Один раз в этой женщине, и я уже полный профан. Какого черта?

Мы оба одеваемся, и она идет со мной к двери.

— Когда ты хочешь собраться, чтобы поработать в следующую пятницу?

Я хихикаю. Возвращаюсь к роли мисс Ответственность. Я только что лишил ее девственности, и вот ее прощальные слова. — Как насчет завтрашнего вечера?

Она вздрагивает. — Я должна кое-что сделать с Джованни.

Я делаю шаг вперед и прижимаю ее к стене.

— После сегодняшнего вечера ты все еще собираешься с ним встречаться? — Она открывает рот, чтобы сказать, но я прерываю ее. — Не трудись отвечать. Ты, наверное, считаешь меня мудаком, раз я спрашиваю, учитывая мою ситуацию. Вот тебе кое-что на память, пока ты не сбежала к своему мудаку.

Я сокращаю пространство между нами, наши тела прижимаются друг к другу от груди до бедер, и я поглощаю ее рот, как изголодавшийся мужчина. К тому времени, когда я отстраняюсь, ее грудь вздымается, а веки тяжелеют.

Пусть она подумает об этом, когда завтра вечером будет сидеть напротив этого мудака.

Затем я поворачиваюсь, открываю дверь, чтобы убедиться, что в коридоре никого нет, и выскальзываю наружу, заставляя себя не оборачиваться и не смотреть на нее.

Если бы я это сделал, я бы никогда не ушел.

На лестничной площадке я останавливаюсь, прежде чем идти на свой этаж, потому что мое тело умоляет меня вернуться к ней.

Я в полной заднице.

21

АНТОНИО

В итоге я засыпаю за полчаса до телефонного разговора с отцом, быстро принимаю душ и спускаюсь вниз. Я волнуюсь, когда беру трубку и набираю номер отца. Я просто хочу узнать, знает ли он что-нибудь еще об отце Томмазо с момента нашего последнего разговора.

Он отвечает еще до того, как закончился первый звонок. — Антонио.

Его голос серьезен, и у меня по позвоночнику пробегает колючая дрожь.

— Что случилось?

Я слышу его долгий вздох. Тот самый, который он всегда делает перед тем, как сообщить самую ужасную новость. — Они нашли тело Лео.

Телефонная трубка выскальзывает у меня из рук, но я успеваю поймать ее до того, как она падает. Я опускаюсь обратно на стул. Не то чтобы я не знал, что отец Томмазо может оказаться мертвым. Я просто думал, что более вероятно, что он окажется живым или сильно избитым.

Я изучаю свою реакцию. — Когда?

— Его выбросило на берег прошлой ночью. Наш осведомитель говорит, что, похоже, его сильно избили, прежде чем выстрелить в голову. Судя по тому, как разложилось тело, они считают, что он пролежал там неделю.

— Черт.

— Есть еще кое-что.

Я сжимаю телефон в руке. — Что?

— У него были вырезаны глаза.

— Чертовы русские. Всегда так драматизируют. — Я провожу рукой по волосам.

Русские всегда оставляют это в качестве визитной карточки, когда кого-то убивают. На случай, если вы надеялись на открытый гроб.

— Я хочу, чтобы после этого ты встретился с Томмазо и все ему рассказал. Я сказал Коринне, что мы позаботимся о передаче новостей.

Мне ужасно не хочется говорить ему об этом, но я знаю, что это не последний раз, когда мне придется сообщать подобные новости. Просто это первый раз, а он, блядь, мой лучший друг.

— Ладно. Есть идеи, что случилось?

— Не больше, чем на прошлой неделе. Я