Я киваю.

Он медленно отводит бедра назад, вынимает из меня свой член, а затем снова вводит его внутрь. Это немного неудобно, но когда он делает это в следующий раз, удовольствие возвращается, затем увеличивается еще больше с каждым толчком.

Мои ногти впиваются в мышцы его спины, они двигаются под моими пальцами, пока он входит и выходит из моего тела. Антонио покрывает поцелуями мою челюсть, а затем покусывает мочку моего уха.

— Черт, София. Ты так хороша, — пробормотал он, прижимаясь к моей разгоряченной коже.

Его слова заставляют меня еще сильнее ощутить потребность и отчаяние. Он приподнимается так, чтобы видеть линию наших тел и наблюдать, как он входит в меня. Я слежу за его взглядом, и мое дыхание учащается.

Рука Антонио перемещается к месту соединения наших тел и искусно манипулирует моим клитором. Ощущение блаженства исходит из моей глубины, пока я не натягиваюсь так сильно, что могу сорваться. И тогда я срываюсь.

Кульминация накатывает на меня, как волна, увлекая за собой. Антонио прижимается к моим губам, глотая мои крики. Мое тело сжимается вокруг него, и он замирает внутри меня, стонет мне в шею, кончая в меня.

Никто из нас не двигается. Мы лежим вместе, не двигаясь, не говоря ни слова. И когда он отстраняется от моего тела и смотрит на меня сверху вниз, я думаю, что, возможно, это была ошибка.

Потому что то, как Антонио смотрит на меня, заставляет меня думать, что, возможно, он считает это ошибкой, и хотя я заставлю себя жить без него, я не уверена, что смогу жить, зная, что он считает меня сожалением.

20

АНТОНИО

Я смотрю на Софию, лежащую подо мной со всей ее невинностью, со всем ее доверием, и сразу понимаю, что все уже никогда не будет по-старому. Я никогда не смогу смотреть на нее так же. Никогда не смогу притвориться, что нашего свидания или чем бы это ни было, не было. Я изменился.

Это не то, на что я рассчитывал.

И это не потому, что я лишил ее девственности. Она не первая девственница, с которой я спал. Это потому, что это она. Просто и ясно.

Черт.

— Антонио? — Ее голос звучит так тонко и уязвимо.

Меньше всего я хочу, чтобы она пожалела о том, что сделала мне этот подарок, который она не сможет забрать обратно.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Она чувствует перемену в моем поведении, выдыхает и кивает.

— Давай я принесу что-нибудь, чтобы привести тебя в порядок.

Я целую ее в лоб, затем поднимаюсь с кровати и иду в ванную.

Оказавшись внутри, я включаю свет, беру мочалку, смачиваю ее теплой водой и выжимаю. Когда я возвращаюсь в комнату, она лежит в том же положении, в котором я ее оставил. Я встаю коленями на кровать, и мой член дергается, когда я вижу, как из нее вытекает мое семя. Я подавляю стон.

Мое движение привлекает ее внимание, и когда ее глаза вспыхивают от одного только прикосновения, я опускаю взгляд и вижу, что ее кровь отмечает основание моего члена. Черт. Я не думаю, что когда-либо в своей жизни видел что-то более эротичное. Она первая женщина, чья кровь испачкала мой член, и я не хочу, чтобы когда-нибудь была другая.

Трахать ее без презерватива было как в раю, и я не знаю, только ли потому, что это была она, или так всегда, когда ты голый внутри женщины. Мне было трудно сосредоточиться на ее удовольствии, а не на своем собственном, потому что я так сильно хотел потерять себя в ее теле. Но я должен был быть уверен, что ее первый раз будет таким, о котором она будет вспоминать с удовольствием, а не с сожалением.

Я осторожно прижимаю ткань к ее ногам, и она вздрагивает — не сильно, но достаточно, чтобы я заметил. Я вытираю ее так нежно, как только могу, а потом бросаю тряпку в стоящую рядом корзину для белья.

Хотя мне, наверное, следовало бы пойти и вымыться в ее ванной, я этого не делаю. Я хочу, чтобы свидетельства того, что мы делали, оставались на моем теле дольше, чем несколько минут.

София внимательно наблюдает за мной, пока я иду к кровати, и удивленно смотрит, когда я предлагаю ей забраться под одеяло. Когда она это делает, я присоединяюсь к ней и притягиваю ее к своей груди. Я никогда не любил обниматься после секса, но мне не хочется уходить. Нужно поговорить. Я просто не знаю, как начать.

Некоторое время мы лежим в тишине, ее щека лежит на моей груди, а ее маленькие пальчики гладят мой живот. Мой член снова стал твердым под одеялом, но я не обращаю на это внимания. Я не знаю, захочет ли она еще раз заняться со мной сексом, или это будет для нас "раз и навсегда". Одна мысль об этом мучает.

Наконец, я нарушаю молчание. — Я не знаю, что будет дальше.

Ее рука замирает на мгновение, прежде чем начать снова, рисуя кончиками пальцев беспорядочные узоры на моей коже. — Я знаю, что твое будущее определено, Антонио. Тебе не нужно давать мне ложных обещаний.

Я вздыхаю. Хотелось бы, чтобы ее слова не были правдой, но это так, и с этим ничего не поделаешь.

— Мне нравится проводить с тобой время.

Эти слова с трудом слетают с моего языка. Они заставляют меня чувствовать себя уязвимым, а это не то, к чему я привык. Я смог произнести их только потому, что она призналась мне ранее, что уже много лет испытывает ко мне чувства.

Как я мог этого не заметить? Неужели я был слеп к ней? Если бы я заметил, стал бы я ее добиваться, а если бы стал, то застрял бы на помолвке по расчету с женщиной, которую едва могу выносить?

— Мне тоже нравится быть с тобой.

Ее голос выводит меня из задумчивости.

— И что же остается?

Она приподнимается, опираясь на локоть, и смотрит на меня сверху вниз. — Думаю, это зависит от того, что ты хочешь. Хочешь ли ты еще… этого? — Она жестикулирует между нами свободной рукой.

— Да, блядь.

Слова вылетают изо рта еще до того, как я их обдумываю, но это правда. Нет смысла их сдерживать.

Она выглядит нерешительной, но потом говорит. — Я тоже.

Я обхватываю рукой ее шею и притягиваю ее к