Шрифт:
Закладка:
Персис подавила желание ущипнуть себя. Она обошла вокруг верблюда. Приторный запах его шерсти ударил ей в ноздри, и она едва удержалась, чтобы не чихнуть.
– Отец, – сказала она, – у нас в магазине верблюд.
Но отец не обратил на нее внимания и продолжил быстро водить ручкой по голубому пергаменту.
Верблюд хрипло фыркнул за спиной Персис, и она повернулась к нему. Вид у зверя был печальный, как будто он тоже не мог постичь, по какой такой прихоти мироздания оказался в этой чуждой ему стихии.
– Отец!
Сэм Вадиа наконец поднял на нее глаза.
– Это Скривалла, – произнес он выразительно.
На Персис снизошло озарение.
Последние десять лет отец вел жестокую вражду с другим парсом – Бастаром Скриваллой, владельцем конкурирующего книжного магазина «Волшебный фонарь» в соседнем районе Непин-Си-роуд. Как зародилась эта вражда, не помнил уже никто, главным было лишь то, что она зародилась. Свою ненависть противники выражали тем, что всячески пакостили друг другу и писали язвительные письма.
Например, месяцем ранее Сэм велел закрасить витрины магазина Скриваллы.
– Давно он здесь?
– С самого утра, – сказал Сэм.
– Хочешь сказать, он тут целый день стоит?
– Если Скривалла думает, что это животное выбьет меня из колеи, он чертовски ошибается. Пускай стоит тут хоть целую вечность – мне-то что?
Персис изумленно уставилась на него.
– Ты что, с ума сошел?
Кожистый язык лизнул ее в щеку. Персис подавила желание закричать и, проследовав в заднюю часть магазина, отправилась наверх.
* * *
Через полчаса, приняв душ и сменив униформу на слаксы и вышитую курту, Персис села ужинать с отцом. Кришна подал им пряные баклажаны и котлеты из баранины.
Отец ел мало и делал вид, что читает вечернюю газету.
Персис положила ложку.
– Я прошу прощения.
– За что? – сухо спросил Сэм. – Ты взрослая женщина и знаменитый следователь. Твое имя на устах у всего города. Так что ты можешь делать, что хочешь.
– Папа, я прошу прощения. Я не должна была этого говорить. Про маму.
Губы отца сжались в тонкую полоску, но он ничего не сказал в ответ.
– Я просто хочу знать, что случилось. Разве я не имею на это права?
Сэм снял очки и положил их рядом со своей тарелкой.
– Имеешь. Но ты еще ребенок. Ты все узнаешь, когда придет время.
– Ты только что сказал, что я взрослая.
– Для всех остальных – может быть. Но для меня ты всегда будешь моей маленькой девочкой.
Персис подавила желание стукнуть кулаком по столу. Каждый раз одно и то же. Много лет отец продолжал молчать, как сфинкс, и это неизменно приводило ее в бешенство. Но почему он молчал? За какую такую страшную тайну он цеплялся, словно мертвый рыцарь за свой щит?
– Звонила Нусси, – сообщил он. – Она приглашает тебя поужинать с ней сегодня вечером.
Персис навострила уши.
– Зачем?
– Дарий сказал, что будет рад, если ты составишь им компанию.
Персис застонала.
– Но ты, я надеюсь, сказал ей, что я не могу?
– Ничего подобного. Я сказал, что ты с радостью увидишься с юным Дарием.
– Папа! Как ты мог? Я никуда не пойду!
– У Нусси разобьется сердце.
– Но он же идиот!
– Вот как? Ты настолько хорошо его знаешь?
– Ты же сам говорил: «Он живое доказательство того, что даже Бог может ошибаться!»
– Нусси уверяет, что он повзрослел. С тех пор как он стал управляющим агентом компании «Бенсон и Прайс», он сделался очень выгодной партией.
– Поверить не могу, что я это слышу. И от кого – от тебя!
Сэм смерил ее долгим пристальным взглядом и вздохнул.
– Персис, Нусси тебе не враг. Она желает тебе всего самого лучшего, как и я. Посмотри на меня, дитя мое. Я уже старик, и я прикован к этому креслу. Никто не знает, когда священное пламя заберет меня. Ты не думаешь, что я, как и любой отец, хочу, чтобы у тебя было свое гнездо? Свой дом? Муж? Дети?
Персис гневно сверкнула глазами.
– Ты прекрасно знаешь, что в индийской полиции нельзя служить замужним. Мне придется оставить пост.
– Разве это так ужасно?
– И после всего, что я прошла, ты просто берешь и говоришь мне такое?
– Ты всегда была своенравной. Ты отказалась выходить замуж молодой – и я согласился. Ты хотела пойти в полицию – и я тебя поддержал. Но теперь ты уже не просто первая в Индии женщина-полицейский. Ты принадлежишь нации. А нация, как многие убедились еще до тебя, не отличается постоянством. Даже если ты раскроешь это дело, тебя затянет, и ты все больше будешь отдаляться от действительно важных вещей. От дома. От семейного очага. И от счастья.
– С чего ты взял, что я несчастлива?
Сэм устало улыбнулся.
– С того, что ты одинока. А кому, как не мне, знать, что такое одиночество?
Воцарилось молчание. За спиной Персис тикали настенные часы. И она вдруг осознала, какую огромную цену заплатил отец за ту жизнь, которую избрал. Была ли дочь тому причиной? Не из-за нее ли он так и остался одиноким вдовцом? Ее сердце сжалось.
О, как она его любила! Она любила его безумно. Сколько она себя помнила, отец был для нее всем миром. Она любила его эрудицию, его приземленность, его экстравагантные выходки и раскатистый смех. Любила то, что в своем кресле он походил на черепаху в панцире. Любила вечера, когда он приглашал в свой магазин детей из близлежащих трущоб, читал им вслух и, в то время как он переносил их в далекие страны и мистические приключения, вокруг него сгущались тени. И дети тоже любили его – разве могло быть иначе?
Персис видела, как горе отца ютится в глубинах его души. И все же оно его не сломило. Напротив, во многих отношениях именно оно придавало ему необычайную силу.
Гнев Персис улетучился. В самом деле – разве он просит невозможного?
– Хорошо, – сказала она. – Я проведу вечер с Дарием. Но на этом все.
На добродушном лице отца появилась улыбка.
– Твоя тетя будет на седьмом небе от счастья, – сказал он и нахмурился. – Не представляю, как ее можно будет вынести.
Некоторое времени спустя Персис стояла перед зеркалом у себя спальне и разглядывала свое отражение. Она надела темно-синее платье до колен, с белой
