Наконец шоу началось. Исай и Елена смотрели происходящее с балкона. Зал на восемь тысяч человек был заполнен. Ни одного свободного места. И дело для Исая было не в деньгах, дело было в идее, а это означало для него, что сегодня восемь тысяч человек в этом мире получат ту крупицу, которая будет последней каплей для того, чтобы каждый из них ощутил полноту своего существования. Они долго шли к этому, каждый своей тропой, и теперь перед ними откроются небеса.

Наконец появилась Аврора, она стояла на сцене в длинном, обтягивающем красном платье. Молчала. Огромный экран за ее спиной отражал ее лицо. Ее взгляд. Ее силу и глубину. Ее нежность и трепетность. И это все сделал Исай. Он каждый раз с вибрациями в позвоночнике наблюдал такую картину.

Сглотнув комок в горле, мешавший ему дышать, она закрыл глаза и слушал тишину в зале. Он знал, что с ним ее слушают восемь тысяч человек. Слушают и наполняются теми вибрациями, которые никогда не допустят к ним ни капли сомнения в себе, ни песчинки разочарования в том, что он или она не смогут достичь в жизни того, чего захотели. Каждый из них будет боготворить свою возможность осознавать себя в этой жизни и ни на секунду в ней, в жизни, не усомниться.

Аврора заговорила, и ее речь разливалась в воздухе музыкой и ароматом одновременно, каждой буквой она проникала внутрь, в сердцевину, в стержень каждого присутствующего в зале и растворялась в его «Я» навсегда, как вирус счастья, встраиваясь в генетический материал каждой отдельно взятой клетки.

Вдруг Исай вспомнил про человека на входе, которому не дал пройти в зал. Что-то недоброе, неприятное и темное заволокло сердце. Он посмотрел на Елену. Она глядела на сцену, слегка выпятив подбородок и прищурив глаза. Он понимал, что она следит за каждым словом выверенной ею речи. Опустив взгляд, Исай заметил, что она сняла туфли, положив ногу на ногу. Она часто так делала у себя в кабинете или вот в таких ситуациях, когда была далека от посторонних глаз, говорила, что ноги устают на каблуках. У нее были красивые ступни. В достаточной степени вытянутые, но не длинные. Исай не любил широкой женской ступни. Длинные, но аккуратные пальцы, словно выточенные скульптором, выверенные в размерах, выстроенные в линию, поднимающуюся под углом в тридцать градусов от мизинца к большому пальцу, которые прилегали друг к другу, достаточно соприкасаясь. Исай терпеть не мог бросающееся в глаза расстояние между первым и вторым пальцем: для него это был признак внутренней незрелости и наивной детскости, жертвы насилия или просто избыточной глупости. Исай не любил открытой обуви на женских ногах, потому требовал, чтобы в офисе обувь была закрытой и обязательно прикрывала пальцы. У Елены такого «дефекта» не было. Ее ступнями Исай любовался. Тем не менее она тоже всегда ходила в закрытых туфлях, чтобы не виден был даже краешек ногтевой пластины. Мысли о человеке на входе отступили.

Исай вспомнил тот единственный раз, когда почти двадцать лет назад переспал с Еленой. Он уже не помнил сам процесс, но четко помнил, что после его окончания с них обоих схлынуло внутреннее притяжение друг к другу как мужчины и женщины и больше никогда не вернулось. Они словно осознали этот факт одновременно и за все прошедшие годы почти не касались друг друга, разве что дружеским жестом или в официальном рукопожатии на корпоративных церемониях.

Когда они впервые познакомились друг с другом, она была еще девчонкой, только что окончившей мединститут и проходившей интернатуру по психиатрии в отделении для «острых» пациентов. Там же, на принудительном лечении, находился и он. Если бы не ее возраст и отсутствие опыта, он никогда бы не смог вызвать в ней того сочувствия и внимания, которое она к нему испытывала. Исай был моложе ее на три года. Ровесники. Он – пострадавший от предательства любимой. Она – почти вышедшая замуж, как рассказала позже, но брошенная прямо во время процедуры бракосочетания, когда ее избранник в ответ на вопрос работника загса о том, готов ли он, ответил, что нет. Повторил слово еще раз и, даже не сказав прости, развернулся и покинул зал под растерянное молчание всех собравшихся.

Елена лечила Исая под руководством курирующего врача. Сама ситуация с выходом в аффект не прошла для Исая бесследно, а стала дебютом более тяжелого недуга. Сначала были нейролептики, которые не давали результата. Исай продолжал находиться в плену чувственных переживаний, он слышал голос той единственной и любимой, чувствовал ее прикосновения, ощущал ее присутствие. Елена наблюдала его помраченное сознание и не понимала, почему не помогают антипсихотики. Курирующий врач предложил ей изучить методику инсулиновых ком и сказал, что при дебюте заболевания они достаточно эффективны. Дальше, на протяжении двух месяцев, на дозах инсулина Исай достигал сначала состояния оглушения, потом ступора, потом самой комы. Наконец, на фоне его полного выключения из объективной реальности появились первые судорожные припадки. Так было нужно. После приступа он получал укол глюкозы в вену, и его уровень сознания слегка прояснялся, потом он выпивал триста миллилитров заранее приготовленного густого сахарного сиропа, а дальше съедал двойную порцию положенного на обед. Потом долго спал.

Она вызывала его в ординаторскую, когда врачи расходились по окончании рабочего дня, и раз за разом выслушивала его историю, в которую он каждый раз, вспоминая, вплетал новые подробности. Она слушала, и Исай это запомнил.

Когда Елена окончила интернатуру, то осталась работать в той же больнице. Взяла его на кураторство. Пока ее не было несколько недель, его опять задушили нейролептиками. Комиссия по принудительному лечению проходила раз в полгода. И любой больной, признанный комиссией неопасным для общества, мог покинуть стены больницы. Но у Исая не было людей, чтобы за это заплатить. Тогда были лихие девяностые и все решалось с помощью денег. Увы и ах! Эпоха, которая продлилась десятилетие, но навсегда запечатлелась в истории.

Она снова садилась с ним рядом и слушала. Теперь брала за руку. Изменила лечение. Снизила количество препаратов. Наверное, она видела в нем болезнь, но такова ее задача. Лечить. Может быть, она сомневалась. Но Исай не сомневался. За шесть лет, проведенных в психушке, он перепробовал многое. А она ему помогла. Приносила книги, которые он просил. И снова слушала.