Шрифт:
Закладка:
Как, впрочем, и весь остальной мир.
Вокруг не было ничего — точнее, было все и сразу, бесконечный калейдоскоп обломков и вариантов… Необъятное пространство, далекие грани которого расплывались в осколках всех возможных реальностей, всех оттисков, словно треснувшие радужные зеркала. Они рябили смесью цветов, как сломанные телевизоры.
Как только Архимедон более-менее пришел в себя, хотя, в такой ситуации прийти в себя было чертовски сложно, он вспомнил прочитанные им иероглифы.
И тот росток спокойствия, который только что пророс внутри него, мгновенно увял.
Там было написано о смерти богов.
Как только жрец подумал об этом, плывущие и расколотые грани этого непонятного пространства задрожали. Над Архимедоном словно бы пронеслась огромная змеевидная тень. Хотя, неправильно говорить, что она пронеслась именно над жрецом — она словно бы пронеслась повсюду, везде разом, во всех временах и пространствах, пролетая аккурат между всеми оттискам реальности…
Черед наблюдений для тени закончился. Наступал черед объяснений.
В голове Архимедона снова зашумела — ему казалось, что он слышат разные, несвязные между собой звуки, будь то шелест травы, всплески воды или грохот камней. Но их становилось все больше, пока они не собрались в один, состоящий из всех звуков, которые только можно было услышать — и они образовали некое подобие голоса, собранного из миллионов других шумов.
— Да, они умирают, — единим голосов говорили сотни звуков, словно бы сам мир обрел голосовые связки и решил выговориться. У богов нет своих голосов, они говорят всеми шумами мира одновременно. — Рано или поздно, ты об этом узнал бы.
Архимедон растерялся.
— Кто ты?! — выпалил он, но потом решил поставить вопрос по-другому. — Где ты?!
— И почему-то всегда обязательно видеть физическую форму… Ну хорошо, если бы вы меня представляли, то представили бы примерно так. Да и другие боги наверняка видят то же самое…
Змеевидная тень пропала, а потом в мерцающее всеми оттенками всех цветов пространство ворвалось… существо. С огромным телом змеи, конца которому видно не было и хвост, казалось, уходил куда-то в бесконечность миров. У чудища был один зеленый глаз, обрамленный золотой татуировкой в форме перевернутого креста-анкха, а из головы торчали золоченые рога.
— Золото, хм — пасть существа открылась и раскрылась, но слова слово бы жили отдельно от движения челюстей. — Интересный выбор. Так тебе проще?
Архимедон стоял как громом поражённым. Его накрыла тихая паника — он понимал, что еще недавно стоял на месте и ничего страшного случиться не могло, но нервы натянулись, как тетива лука.
— Где я?
— Между всеми возможными реальностями, всеми временами и пространствами, всеми царствами богов и людей, — существо сделало виток в воздухе. — Вы бы сказали, что ты… у меня в гостях.
— Но как можно быть между одновременно всем и сразу? — жажда знаний, поставленная на весы вместе с пустой паникой, стала перевешивать.
— Некоторые вещи едины для всех и всего, где бы они не происходили. Я, боги и это место — одни из таких.
Тут в голове юного жреца щелкнул рычажок разума.
— А почему вы… ты… вы… отвечаете на мои вопросы?
Архимедону показалось, сто существо улыбнулось. Наверное, просто почудилось.
— Я слишком много смотрел, теперь пришло время объяснять. А отвечать на вопросы куда проще, чем рассказывать самому. С другой стороны, почему другим вашим богам можно являться свои жрецам и пудрить мозги, а мне — нет? К тому же, я обычно говорю по делу, а не загадками.
— Так вы… бог? — Архимедон чуть попятился назад. Конечно, любой жрец рано или поздно сталкивался один на один с божеством, это было честью. Но сначала нужно было выучиться, начать службу в храме, обряды… а тут все произошло как-то слишком рано, быстро и спонтанно.
— В некотором роде. Тот бог, о котором не любят говорит — да даже о Сете вы вспоминаете больше, чем обо мне, хотя он злой бог…
Юный жрец сообразил, какой вопрос нужно задать срочно.
— А вы — злой или добрый бог?
— Мне сложно мыслить категориями добра и зла, для меня их не существует, — существо лентой завилось в воздухе. — Но, если брать, как вы делаете, доброе — за белое, а злое — за черное, то я — серый бог… Без храмов и последователей.
Архимедон готов был поклясться, что голос существа, сотканный из тысяч звуков, приобрел нотки лукавости.
— Так вот, боги умирают. Всегда, сколько бы их ни было, и как бы вечны они ни были. А я… прихожу после смерти. Мне не нравится слово, которые вы используете для этого, но… я падальщик, пирующий на трупах богов.
— Мы называем это-по другому, — прежде, чем переварить информацию, сказал Архимедон. А потом произнес слово «падальщик» на древнеегипетском.
— Слова, слова, слова… На самом деле, в них вовсе нет различия — в своей истиной сущности они выглядят одинаково.
— Что это значит?
— Поймешь, когда придет время.
— Нет, я говорю про смерть богов… То есть…
— Да, и Ра, и Гор, и Сет, и все остальные когда-нибудь… умрут, говоря вашими категориями. Даже не когда-нибудь, а совсем скоро. И на смену им придут другие — вот и все. А мне лишь нужно сделать то, что делают все падальщики…
— Сожрать их трупы?!
— В каком-то смысле. Частично… Я удивлен, что ты не понял это из того папируса, который прочитал.
— Я не успел его дочитать.
— Если оказался здесь — значит успел, но сознание не до конца осознало это. В конце концов, я не просто так остановился на этом варианте реальности, и ты не просто так здесь.
— То есть это было предначертано мне? — Арихмедон начинал сопоставлять детали. — События нельзя было изменить, и именно вы подстроили все так, как оно произошло? Я — избранный?
Юный жрец понадеялся, что внутри него затерялась хоть какая-то частичка особенности. В глубине душе любого горит мотылек надежды на то, что он — не такой, что его миссия — нечто большее.
— Я не из тех богов, которые вмешиваются в чужие дела и подстраивают что-то, — существо обвилось вокруг юного жреца. — События просто идут своим чередом, и везде по-разному, где-то папирус отнимают у тебя, где-то — нет. Это ведет к другим изменениям, другим отличиям. Нет, ты не избранный — так не бывает. Просто именно в той реальности, где существуешь ты, все предвещало встречу со мной. События сами распорядилась так, а я только воспользовался случаем.