Хой развел руками перед лицом. Иногда ему казалось, что в предыдущих жизнях он был поэтом. С одной стороны, такой расклад его вполне устраивал, но с другой — не особо. Ведь поэт не мог устроиться на кушетке и официально ничего не делать, при этом как-бы делая что-то с точки зрения всех остальных.

Вот она, настоящая сила жрецов. Иллюзия работы…

Архимедон на минутку замолчал. А потом осмелился снова задать вопрос:

— Так что же мне все-таки делать?

Хотеп недовольно зарычал.

— Просто иди, иди, куда-нибудь. Можешь почитать какие-нибудь священные тексты…

Глаза юного жреца загорелись пламенем, которое, казалось, ничто не сможет потушить.

— Только так, чтобы был здесь, как только позовем тебя! Созерцать нам еще долго, а напитки, увы, не бесконечные…

Архимедон откланялся и поспешил прочь, с легкостью бабочки пролетая через шелковые занавески и спускаясь к небольшому прудику.

Пожарище в его глазах горело жаждой знаний и новых возможностей, но постепенно, с каждым шагом, огонек становился все меньше и меньше. Нервная тряска уже давно кончилось, и на смену ей пришло осознание всего, что происходило вокруг. Трезвое, холодное осознание, которое ледяной водой выливалось на огонь в глазах.

— Архимедон! — крик накрыл жреца с головой. — А ну-ка возвращайся, мы совсем забыли про другие фрукты!

Вот тут его глаза потухли окончательно.

Злоба кувыркалась внутри Эфы, переворачивалась с ног на голову и разлеталась фейерверком осколков, как разорвавшаяся граната.

Девушка грузно топталась по нагретому песку, волоча за собой белое одеяние, теперь не нужное. После того, как толпа озлобленных жрецов выкидывает тебя из храма, скрывать уже нечего.

В голове полыхал пожар мыслей. Каждый раз — одно и тоже, каждый храм — и чертовы жрецы, которые не обращают на тебя никакого внимания, пока ты в порыве определенных чувств не снимаешь камуфляж. И нет, чтобы воспользоваться ситуацией — так эти идиоты сразу начинают выдворять тебя.

К тому же, пока они думают, что ты — мужчина, то у них глаза просто от зависти горят.

— Самое забавное, — очередное пламя мысли охватило деревянные постройки головы Эфы. — Что никого не смущает змеиный язык, хотя все его видят. Всех смущает только то, что я — неправильного пола. Какой-то идиотизм!

Родись девушка на несколько тысяч лет вперед, возможно, с такими проблемами она бы не столкнулась — конечно, были бы неприятности другого характера, но все из той же оперы. Не можешь — потому что не такой, не имеешь прав. И это почему-то говорит тебе такой. Хотя непонятно, почему вот он — такой, а ты — не такой? В данном случае все происходило лишь из-за того, что ты представительница слабого пола. Хотя, определение прекрасный пол Эфе нравилось в разы больше — по крайней мере, когда она применяла его к себе.

Так вот, родись девушка на несколько тысяч лет вперед, то она продолжила бы делать то, что и сейчас — идти против абсолютно идиотской системы и нести мысль о том, что мастером может быть кто угодно, если он (или она, а может даже и оно) делает свое дело действительно мастерски. В общем, Эфа бы всеми руками была за равноправие — но продолжала бы наступать на те же грабли.

Большая проблема, когда ты сильная и независимая, но при этом не можешь представить жизнь без противоположного пола и постоянно находишься в поисках всякого рода удовольствий.

Тут мысли Эфы упирались в железобетонный аргумент — «что телу-то зря пропадать? Красота, молодость и все вытекающие — они одни за всю жизнь». А поскольку она знала, что невероятно обворожительна, привлекательна и, как выразились бы, горяча, то этот аргумент покрывался еще и слоем вольфрама.

В общем, возьмите две абсолютно несочетающиеся вещи, прибавьте врожденный дефект в виде змеиного языка, соедините — и получите Эфу.

Ее полярность постоянно менялась. А потому, когда надо быть сильной и независимой, девушку переклинивало на противоположный полюс. И наоборот.

Эфа лениво тащилась по песку, рассуждая о неудачах, несправедливости общества и вселенной в целом. Тигилем для этих пламенных раздумий было желание стать лучшей среди лучших и доказать всем вокруг, что обворожительная девушка может прекрасно бальзамировать умерших.

Да и вообще, что все мужики — козлы! Но порой такие, черт возьми, привлекательные, что удержаться невозможно!

По ноге прополз какой-то скарабей и снова зарылся в песок, оставив ощущение легкой щекотки. Становилось скучно. Прогулочка по пустыне — занятие не из интересных, даже когда голова занята серьезными мыслями о равноправии.

Но Эфа, подобно заядлому игроку в покер, рулетку и прочие забавы казино, каждый раз все повышала и повышала ставки, постоянно проигрывая. И теперь ставить больше было невозможно физически — нужно было идти ва-банк.

Девушка прекрасно понимала, что конкретно это будет за ва-банк. Хочешь быть лучшей — попробуй поучиться у лучших, а потом обдурить их.

Эфа наконец-то перекинула белые одежды на плечо и сморщила недовольную рожицу. Снова придется прятать свое идеальное тело под этой бесформенной рясой — как жаль, что нельзя остаться только в том, что прикрывает определенные места.

Злоба кувыркалась внутри Архимедона, переворачивалась с ног на голову и разлеталась фейерверком осколков, как разорвавшаяся граната.

Совсем холодные глаза, даже слегка покрытые инеем с внутренний стороны, словно бы Снежная Королева давно захватила власть над юным жрецом, пусто смотрели на костлявую спину Хотепа.

Руки проявляли больше признаков жизни и, в свою очередь, мяли эту спинку.

— А ты неплохо справляешься, — протянул Хотеп голосом, который очень лениво покидал глотку. — Для первого дня.

— Спасибо, — машинально ответил Архимедон и только потом осознал, как глупо это было.

— Да, — заметил Хой, массаж которого закончился несколько минут назад. — Видимо, это твое — у тебя талант. Ра поцеловал в животик еще до рождения. Жалко, что он не наделил тебя умением аккуратно разносить напитки. Цены бы тебе не было, мальчик. Видимо, твой прошлый наставник был прав — ты действительно таланлив во всем.

Под сводами старого храма, которые давили своим величием и знанием, словно повисшем где-то в воздухе, массаж казался какой-то нелепицей. Архимедон чувствовал, что мудрость накопились в этом храме за долгие годы и осела в пространстве, как зелень в застоявшейся воде.

Оттого все казалось еще более абсурдным, и юный жрец мял спинку тонкому словно бы на автомате. Но это еще ничего — Архимедону просто повезло, что он родился не во времена средневековых пап римских. Вот бы молодой жрец удивился их развлечениям…

Косточка хрустнула.

— Ау! — взвыл Хотеп. — Не так сильно, дави не так сильно!